Жил-был стул и другие истории о любви и людях

– Я хочу забыть тебя. Я устала. Устала ждать твоих слов. Устала от твоих исчезновений. Появлений. От твоей нежности в постели и холода во всем остальном. От твоего пренебрежения. Вечной иронии. Я хочу забыть тебя. А сам ты не отпускаешь… Тебе не нужна моя любовь. Тогда пусть её получит тот, кто мне ответит… будет заботиться обо мне…

Очень много пафоса. Но главное я услышал. И почувствовал.

Круг замкнулся. Произнесенные тобой слова пролетели через всю Вселенную и настигли тебя сзади. Тебя ударили. Ты хлестнул другого. Круги на воде достигли берега и пошли обратно. Ты добился своего – отомстил. И боль, которую ты посеял, будет теперь передаваться от одного к другому. Ты доволен?!

Выхожу на улицу. Легкий мороз. Люблю такую погоду. Сухой асфальт. Четкий звук шагов… Ольга долго не закрывает дверь. Лифт поднимается очень медленно. Она смотрит на меня, я – в пол.

– Не пропадай, – сказал я, заходя в него. Но как же мне всё безразлично…

Всё в этой жизни одинаково. Мы только думаем, что какие-то особенные…

Любимая поцеловала в щеку. Перешла дорогу, глядя то влево, то вправо. Я любовался её фигурой… Иногда она звонит… Я так этого жду… Всегда…

Ольга… будь счастлива… я позвоню тебе… обязательно…

… моей дорогой дочке посвящаю…

… будь счастлива, Николе… ☺

ЖИЛ-БЫЛ СТУЛ

Жил-был стул. Это был не какой-нибудь современный навороченный аппарат с двадцатью функциями, меняющий положение спинки, жесткость сидения, оборудованный вентиляцией, обшитый страусиной кожей.

Нет, это был обычный старый стул. Не настолько старый, чтобы считаться лонгселлером и молиться на него. Не настолько красивый, чтобы восхищаться изяществом его линий, тонкостью резьбы и мельчайшего рисунка батистовой обивки… Да и сделан он был отнюдь не Михаилом Тонетом, а лет семьдесят назад на мебельной фабрике, которая, должно быть, давным-давно закрылась.

В общем, это был просто старый стул. Старый деревянный стул. Спинка и сиденье его были обтянуты коричневой клеенкой, по периметру которой, видимо для красоты, вбиты латунные гвоздики. Когда-то с обратной стороны сиденья была маленькая металлическая табличка с указанием серии и номера изделия и, кстати, фабрики. Но от времени она куда-то задевалась… Впрочем, что табличка?! Людей, которые сиживали на этом стуле, не всех уже найти! Страны, где он был сделан уже двадцать лет как нет!.. Помимо людей, страны и таблички, время не пожалело и сам стул. Гвоздики облупились, покрылись мутными серыми разводами, клеенка иссохлась, растрескалась, в двух-трех местах лопнула, и из разрывов торчали жесткие от канифоли и каолина джутовые нити. Лак на ножках и спинке тоже потрескался, кое-где отскочил, сочленения расшатались. Все деревянные части покрылись и топорщились большими и маленькими занозами. Вот такой вот был старый стул, и было совершенно непонятно, что он тут делает…

…Тут – это на пятнадцатом этаже монолитно-кирпичного монстра из тех, что недавно взлетели в небо на юго-западе Москвы, там, где разбегаются два широких проспекта… Квартира была исполнена в стиле хай-тек. Изяществом, простотой и наворотами, цветовыми решениями, расположением мебели да и самой мебелью напоминала фотографии из красивых журналов.

В общем, квартира была под стать своему хозяину – мужчине средних лет, преуспевающему гламурному журналисту, гонщику-любителю и теннисисту, желанному и постоянному гостю светских тусовок, слегка небритому, по вечерам – слегка нетрезвому, чуть седоватому брюнету с голубыми глазами. В общем, всё то, что так привлекает молодых девушек и чего так не хватает взрослым женщинам – романтичный мужчина, мачо и плейбой.☺

Когда-то, лет двадцать назад, он мечтал стать писателем. Написать роман, пусть бы и не оставшийся на века, но всё же заставивший кого-то смеяться и плакать… Тогда же он любил, был любим, и жизнь каждый день открывала для него новые двери.

Но потом любимой не стало. Так получилось. Роман забуксовал и так и остался набросками. Может быть, одно с другим было как-то связано?.. От того времени, от того таланта остались только яркие, как бабочки, фразы в его статьях для журналов, да легкие и изящные, часто грустные диалоги, которые он писал иногда для фильмов и сериалов. Он вел безалаберный, но в своей безалаберности очень размеренный образ жизни. Обязательный утренний пилатес сочетался с обязательным вечерним алкоголем в умеренном количестве. Ухаживания за женщинами, вечная легкая влюбленность с умением оставаться одиноким. Упорная работа над статьями и диалогами с нежеланием написать что-то действительно стоящее.

Деньги приходили к нему легко. Легко уходили и скорее украшали его жизнь, чем были средством к существованию… О смысле жизни он не позволял себе думать…