Жил человек

Вспомните, какая веселая суматоха царит в начале лета на центральных площадях городов, откуда один за другим отходят в пионерские лагеря автобусы с красными флажками и далеко видными предостерегающими транспарантами: осторожно - дети. Вспомните, как, не глядя на светофор, перекрывает милиционер самый людный перекресток и детский сад, взявшись за руки, с достоинством шествует через улицу, под самыми колесами нетерпеливо урчащих машин: дети. Вспомните, наконец, как светлеет в зале, где проходит торжественное заседание, когда в белых кофточках и рубахах с кумачовыми галстуками - в проходах - выстраиваются пионеры, и ваше сердце обдает горячей волной. Согласитесь, - ни одна из приведенных сцен не нуждается в комментариях: дети. Иные из них, уложенные рядками, только еще катятся в тележках на хромированных колесиках - по кафельным коридорам родильных домов; другие - нарядные и чуть напряженные, впервые усаживаются за школьные парты; третьи - накинув маскировочные халаты, в любую погоду и непогоду - идут в дозоры, на охрану границ; четвертые - - уже трудятся рука об руку, помогая нам надежным, вовремя подставленным плечом. И все они - наши дети, независимо от своих лет дорогие для нас. Ласкает, обихаживает, натаскивает своего детеныша всякая живая тварь, каждый зверь, - как же чист, всемогущ, этот древнейший инстинкт всего живого, освещенный высоким светом разума, интеллекта!

Тогда, мой друг, объясните мне - не могу понять, отказываюсь понимать почему на нашей прекрасной земле, этом пока единственном обиталище существ разумных, шагнувшей от варварства до звезд, - почему на такой земле методично убивают детей? Перестают убивать в одном месте - начинают убивать в другом. Убивают с применением новейших достижений науки и техники, - если в подобных случаях науку и технику можно еще называть этими благородными словами. Осколками - чтобы их свистящими ножами изрезать, искромсать ребячье тельце. Напалмом - превращая нежную плоть в серый пепел.

Бомбами - разбрызгивая по траве кровавой кашицей то, что секунду назад было ребенком. Не могу понять, как летчик, вернувшись с такого "боевого" задания - сам видел в кино, - деловито пересчитывает получку, заботливо отправляет перевод семье: чтобы его дочь аккуратно пила по утрам свой лимонно-апельсиновый сок и прилежно училась хорошим манерам. Не в состоянии понять, как может президент, подписавший раздутый военный бюджет - профинансировав новые убийства, - спокойно играть, забавляться со своим младшим сыном. О, разные там дипломаты, политики, переводчики, - дайте же однажды возможность нам - просто людям - прямо спросить господ всяких президентов: сколько же это может продолжаться?

А если и ваших - так?.. Нет, земляне! Пока безнаказанно убивают детей все человечество должно чувствовать себя оплеванным. Давайте же смоем со своих угрюмых лиц кровавые харчки войны - человеческому лицу пристала улыбка, а не гримаса боли!

Еще, мой друг, мне надо бы поговорить с Вами о другой категории: о тех, кто, правда, не убивает детей, но калечит - бросает их. Вижу, как удивленно приподнялись Ваши брови: очень уж резко, безо всякого перехода, чуть ли не на одну доску с убийцами, и тем более что подобных-то и у нас предостаточно. Нет, нет, не беспокойтесь - никаких таких аналогий, просто механическая, так сказать, очередность. Хотя признаюсь Вам: в бою, доведись, я предпочел бы иметь дело с явным врагом, нежели с соседом по окопу, оставившим своих детишек. Снова предвижу Ваше возражение - чересчур уж крайняя точка зрения. Что крайняя - согласен, но я отстаивал и буду отстаивать ее: есть вещи, которые нужно называть своими именами. Называю: с врагом знаешь, как вести себя и что предпринимать; со вторым - ничего не знаешь, как никогда полностью и не положишься на него.

Если уж он отказался, бросил свою кровь, то почему же - моментально найдя сотни убедительных доводов-оправданий, - в трудную минуту не бросит соседа, товарища, Родину?

Не торопитесь, друг мой, - я не ханжа, я не о тех редких единичных случаях, когда человеку ничего другого не остается; знаю, что некоторые болезни личной жизни лечатся не терапией, а хирургией. Причем и в этом случае наибольший урон несет третья сторона - ребенок.

Сейчас я - о других. О тех животных в штанах и юбках, у которых все от стада и ничего - от сердца. Которые назубок знают все права и плюют на элементарные обязанности. Отстаивая свободу любви и, тем самым, скопом оправдывая этих порхающих недоносков, однажды мало симпатичный мне человек в жестоком споре сослался на...