Жиль Делёз и Феликс Гваттари. Перекрестная биография

Еще один фактор в студенческой среде, имеющий важнейшее значение для связи между политикой и психотерапевтической практикой, которую хочет установить Гваттари, – это развитие MNEF, которая руководит соцобеспечением студентов. Она сосредоточивает внимание на различных патологиях, которые проявляются в студенческой среде в тот момент, когда она становится массовой, и создает Бюро психологической университетской помощи (BAPU). Это бюро издает журнал, который будет стоять у истоков издания FGERI, Recherches universitaires, и в итоге будет образован Национальный университетский комитет по психическому здоровью. Одно из официальных лиц MNEF, Жан-Пьер Милберг призывает к структурированию студенческого движения вокруг психосоциологических методов, что предполагает разрыв с традиционными формами политического активизма. Он организует серию стажировок, встреч между студентами и представителями профессиональной среды. В рамках одной из таких стажировок в конце 1963 года Жан-Пьер Милберг организует встречу с представителями Ла Борд: Ури, Гваттари и еще несколько человек после семинара Лакана на улице Ульм по-соседски отправляются в офис MNEF на площади Пантеон. Новый постоянный сотрудник, назначенный техническим атташе по «психической гигиене», Ги Трастур открывает для себя в тот день новый дискурс, который его очень его увлекает: «Я услышал о новом способе постановки проблем, новом отношении к другому, к безумию, и был совершенно пленен»[299]. Ги Трастур тут же решает организовать с Гваттари проект амбулатории для подростков, которая бы принимала студентов и молодых рабочих. Сеть Гваттари пользуется особым успехом в среде, восприимчивой к психиатрическому дискурсу, тем более что Трастур, занимающийся BAPU, имеет возможность ездить по стране, устанавливая связи между психиатрами и студентами[300].

Другая примета радикализации проявилась в марте 1964 года в UEC. Аппарат компартии тщательно подготовил удар и надеялся воспользоваться разногласиями между протестантами всех мастей, «итальянцами», «троцкистами», «маоистами», чтобы вернуть себе верховенство над своей студенческой организацией. Жан-Мишель Катала и Ги Эрмье были уполномочены вести в бой объединенные силы, собранные руководством съезда. Национальное бюро, в котором имеют перевес «итальянцы», оказывается в меньшинстве и ориентируется на компромисс с руководством партии, чтобы сохранить руководящие посты в UEC. Предполагаемый преемник Алена Форнера, Пьер Кан подготовил доклад с разоблачением различных левацких течений. Но в итоге «итальянцы», у которых всего 20 % мандатов, вместе с «Левой оппозицией» получают столько же голосов (180), сколько сторонники ортодоксальной линии Французской коммунистической партии. В финале этой ничьей, когда дело доходит до «послематчевых пенальти», напряжение возрастает до предела:

Заседание возобновилось в воскресенье утром. С самого начала Мари-Ноэль Тибо устремилась к микрофону и бесцветным голосом, напряженным от сдерживаемых эмоций, сообщила, что ночью было заключено тайное соглашение между «сторонниками компартии» и «итальянцами». Она рассказала, что случайно подслушала разговор. Ролан Леруа и Ален Форнер делили посты в национальном комитете, оставив по пять мест для каждой из основных фракций и тринадцать для левых. Все застыли от удивления. На несколько секунд воцарилось недоверчивое молчание[301].

Пьер Гольдман и Ив Жанен разразились проклятьями в адрес Ролана Леруа, вызвав такой беспорядок, что руководство испугалось, что их сепаратный сговор окажется под вопросом, и решило проводить заседание за закрытыми дверями. Итак, занавес может стыдливо закрыться, первый акт возвращения контроля над организацией окончен, и двое лидеров нормализации, Ги Эрмье и Жан-Мишель Катала, попадают в национальное бюро и получают контроль над еженедельником Clarté, оставив Пьеру Кану, формально – генеральному секретарю UEC, роль свадебного генерала.