— Э-э-э, обижаешь… Конечно есть! Только не говори мне, что никогда не слышала эту песню. Это же «Безумный бриллиант», классика рока, родом из семидесятых! Баллады тогда писали длинные, добротные, с такими вступлениями, чтобы душа развернулась и не сворачивалась больше никогда. Это тебе не нынешняя попса, два притопа-три прихлопа, чтоб не дай бог, рекламное время в эфире не отобрать. Что ни говори, а раньше знали толк в хорошей музыке. За одну балладу можно было много чего успеть — бутыль портвейна выпить или девчонку охмурить — хорошо так охмурить, по-серьезному, некоторым после таких песен даже женится приходилось, — Вадим вновь рассмеялся. — Или нетленку какую-то наваять. Эх, какие мы стихи писали идиотские! Зато от сердца, Алексия, да… От сердца.
— Вадим, да ты романтик! Кто бы мог подумать, — с улыбкой поддразнил его бармен, опираясь на отполированную стойку.
— Иди к черту, — весело огрызнулся Вадим. — А что, если и так? В конец концов, последний раз тут гуляем, можно и… — тут его взгляд опять уперся в меня. — Слушай, Алексия! А давай с тобой, потанцуем, что ли, напоследок? Не трусь, если на меня нашла лирика, это означает одно — я напился до состояния ностальгических соплей, стал мягким изнеженным тюфяком, абсолютно бесполезным и безопасным. Не мужчина, а облако в штанах! — процитировал Вадим строчку известной поэмы, а я вдруг вспомнила, что именно так — облаком в штанах, он называл Ярослава, в то время, кода мы все вместе, втроем, были почти счастливы.
И пусть сознание настойчиво подсказывало мне не поддаваться на эту шутливую провокацию, не вносить путаницу в наши и без того сложные отношения, особенно после того, как мы сказали друг другу все последние слова. Но приступ ностальгии, усиливший опьянение алкоголем, заставил забыть об осторожности. В конце концов, это была наша последняя встреча, которую хотелось завершить искренне, небанально, на памятной ноте, которая останется в наших воспоминаниях на долгие-долгие годы.
Поэтому я не стала возражать, несмотря на легкое смущение. Вадим, поняв все без слов, в ответ на мой кивок тут же протянул руку, помогая спрыгнуть с высокого стула, и, не отрывая глаз от моего лица, потянул за собой на средину пустого зала. Из-под потолка горели яркие огни, мимо изредка пробегали официанты в надежде поскорее завершить смену, друзья Вадима вернулись из комнаты отдыха и теперь громко переругивались между собой, кто на каком такси едет и с кем, но все эти звуки доносились будто издалека и не могли разрушить атмосферу интимно-вкрадчивой мягкости, которую создавала музыка. Она обволакивала, подобно теплой волне, успокаивая, приглушая окружающий мир, отгораживая от него, отзываясь изнутри такой сладко щекочущей радостью, которая бывает лишь в детских снах о волшебстве и манящих тайнах.
— Не обращай внимания ни на что, птичка. Расслабься и не думай. Просто не думай ни о чем, — тихий шепот Вадима, вплетающийся в завораживающий коктейль звуков, действовал на меня подобно голосу гипнотизера, ведущему обратный отсчет до начала глубокого транса. Очарованная этой странной отрешенностью, я погружалась в нее, забывая обо всем, покачиваясь в его объятиях, будто на волнах теплого и нежного океана, доверяя ему себя и зная, что могу ничего не бояться — пока он рядом, я никогда не пойду ко дну.
Мне было так легко в эти минуты. Я больше не чувствовала себя, не чувствовала тяжести принятых решений, привычно давящих на плечи последние несколько месяцев. Я бездумно плыла по волнам между прошлым и будущим, превратившись в легкое перо, которое Вадим аккуратно держал в руках, стараясь не спугнуть даже дыханием. И мне было все равно, куда вскоре подует своенравный ветер, куда он занесет меня через несколько дней. Страх перед неотвратимыми переменами отступил. Пока Вадим здесь — все останется прежним. Пусть недолго, пусть лишь одно мгновение прощального вечера. Пугающее завтра больше не имело значения. Сейчас существовали только мы — и наш бесконечно долгий и короткий, первый и последний танец.
Очарование момента было таким сильным, что я не сразу заметила, как закончилась баллада, как, щелкая кнопками пульта управления, бармен отключил музыкальную систему, как, стараясь не шуметь и не спотыкаться, ушли друзья Вадима, умудрившись увести с собой даже уснувшего за столом приятеля. Слух и зрение возвращались постепенно и то, что предстало перед нашими глазами, безжалостно разрушило все миражи, все надежды на безвременье, на возможность убежать и спрятаться от настоящего.
Мы стояли в полной тишине посреди огромного, пустого зала и больше никакая ностальгия или туман воспоминаний, никакая заботливая пелена иллюзий не могла укрыть нас друг от друга. Остались лишь мы и горькая правда. Пора было прощаться. Пора уходить.