Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

Возможно, все именно так и случилось, если бы не этот странный мальчик, Марк Казарин. Оценивающе окинув взглядом класс, он вдруг поднялся со своего места и забрался на крышку стола с мрачным и решительным видом. Продолжая так сидеть, скрестив руки на груди, он наблюдал, как одноклассники, помявшись пару минут, потянулись к выходу, изредка оглядываясь и одаривая меня не очень приязненными взглядами. Но подойти к нашей галерке никто не решился.

Я было вздохнула с облегчением, как тут масла в огонь подлил сам Марк, спрыгивая с парты.

— Теперь и мы можем выйти. В классе во время перемены сидеть нельзя.

— Это почему же нельзя? — пискнула я, испуганно глядя на него.

— Если будешь долго сидеть на одном месте, ты не отдохнешь и на уроке получишь двойку, — предъявил Марк убедительный аргумент. — Это длинная перемена, она нужна, чтобы размяться. Вставай. Пойдем.

— Я не хочу разминаться! Тоже мне проблема — двойка! От двоек не умирают! А может, я ее и не получу вовсе! — предательски дрожащим голосом возразила я, пытаясь не выдать страха перед толпой агрессивно настроенных сверстников.

Впрочем, несмотря на все эти старания, Марк меня раскусил.

— Боишься, — заявил он. — Глупо. Ты не сможешь от них постоянно прятаться. Собирайся, пойдем.

Глядя в его глаза, в которых светилась совсем не детская решительность, я пыталась что-то возразить, но язык не слушался меня. Марк был прав — я не смогу все время просидеть на скамье, скрываясь от одноклассников. Когда-то мне придется встать, выйти и снова встретиться с ними. И уж лучше это сделать прямо сейчас — ведь чем дольше ждешь, тем страшнее становится.

Поэтому, поколебавшись пару секунд, я все же поднялась со скамьи и пошла из класса следом за ним, на ходу прощаясь с цветочками, птичками и солнышком. В том, что мне повезет вернуться обратно в целости и сохранности, я очень сильно сомневалась.

Широкий и светлый коридор первого этажа кишел школьниками всех возрастов, но особенно среди них выделялись первоклашки. Они носились, визжали, кружились, скакали, пытаясь напрыгаться за все то время, которое им еще придется просидеть за партой. При нашем появлении несколько мальчишек притихли с намерением позадирать меня, но так и не решились это сделать: Марк своим недружелюбным видом внушал устойчивое желание держаться подальше.

— Пойдем, я покажу тебе столовую. Сегодня у нас еще два урока — письмо и математика. А кормить нас будут на следующей перемене. Ты любишь молоко?

— Молоко — беееее, — скорчила я рожицу. — Особенно пенка.

— Я тоже не люблю, — улыбнулся Марк. У него была странная улыбка — осторожная, несмелая, будто бы делал он это очень-очень редко, да так толком и не научился.

До столовой и обратно мы прогулялись без приключений. Мне нравилось осваивать окрестности в его компании, я чувствовала себя в безопасности, забыв о своих опасениях насчет одноклассников.

— Самое главное — не потеряйся. Это очень большая школа. На второй и третий этаж нельзя, там старшие классы.

— А на четвертый? — поинтересовалась я, забегая впереди него и подпрыгивая на одной ножке от радостного любопытства.

— На четвертом актовый зал и спортзал. Нас туда будут водить.

— Я люблю актовые залы! В них можно выступать!

— А я спортзал хочу посмотреть. Но физкультура только завтра, — ответил он, и вдруг осекся, напряженно глядя куда-то поверх моей головы.

Я обернулась и побледнела, проследив за его взглядом. Человек семь-восемь наших "товарищей" плотной кучкой стояли у самого входа в класс, так что спокойно вернуться к своим местам за партой у нас не было ни единого шанса.

Брови Марка сошлись на переносице, а в глазах вспыхнул такой недобрый огонек, что я вместо естественных опасений за свою безопасность почему-то почувствовала искреннюю жалость к одноклассникам. Молча и решительно взяв меня за руку, он медленно подошел к дверям классной комнаты. Я сначала хотела отстраниться, пораженная такой непривычной повадкой, но, посмотрев на лица одноклассников, наоборот, еще крепче сжала его пальцы.

— Эй, Казарин! А нам одного человека в выбивного не хватает! — залихватски упершись руками в бока, заявил тот самый мальчик, на столе у которого я видела красивую импортную ручку.

— Я не люблю выбивного, — хмуро ответил Марк.

— А что же ты любишь? Играть в куклы с девчонками? — насмешливо заявил он, и вся компания дружно захохотала.

Марк ничего не ответил на его реплику, только продолжал молча изучать своих противников.

— А ты? Как там тебя? Лёня? — продолжал веселиться мальчишка, тыча пальцем в мою сторону. — Как тебе наш буфет? Наверное, уже и забыла, как выглядит нормальная еда?

— Козел ты, Гошка, — будто бы убеждаясь в очевидном, произнес Марк и вдруг, отпустив меня, резко, без предупреждений, толкнул неприятеля в грудь двумя руками. Движение было быстрым, стремительным и, очевидно, сильным: в следующее мгновение Гошка уже лежал на полу, огорошено моргая глазами, точно так же, как и его друзья, не успевшие поймать своего предводителя.