Жила-была девочка, и звали ее Алёшка

Ненависть нужна была ему больше, чем вода, воздух и пища. Она и была его водой, пищей и воздухом. Если он не сможет ненавидеть — он начнёт вспоминать, делать то, о чем она просила в их последний вечер, перемежая свои слова вероломной ложью о том, что они никогда не потеряют друг друга.

От одной только этой мысли его глаза наливались кровью и упрямая, клокочущая внутри ярость заставляла напрочь отметать то, к чему она его склоняла. Никакого прошлого. Только настоящее. Мертвое, бесцветное, механическое настоящее, в котором он действует по давно установленным законам, без лишних мыслей, эмоций и чувств, которых в нем больше не было и быть не могло.

Постепенно он стал все меньше и меньше спать по ночам, лишь бы не видеть кошмары, не терять связь с реальностью, вне которой ему могло показаться, что она все ещё здесь, сидит по обыкновению на подоконнике, скрываясь за тяжёлой портьерой, и вот-вот выскользнет из-за неё со словами: «Прости, прости… Не знаю, что на меня нашло. Я не должна была этого делать» — а он поддастся ей, как обычно, не найдя в себе сил противостоять.

После бессонных ночей он не чувствовал усталости — усталость могла сморить человека, а он им давно не был. Но даже выверенный механизм внутри него, не выдерживая напряжения, начал давать сбои. Раз за разом он начал допускать мелкие оплошности, которые в его случае были непростительными — слишком много коллег чином пониже и повыше не любило его за эту бездумную, нечеловеческую непреклонность и жёсткость, за отсутствие умения общаться и заводить неформальные связи, которыми можно было бы прикрыться в случае чего, за пренебрежение принципом «рука руку моет». Эту волну недовольства и неприятия не могла сдержать даже старая память о «семейной трагедии» подробности которой, сдобренные вздохами: «Такой молодой, красивый, при власти. Как можно было так с ним поступить?» разнесли во все смежные ведомства вездесущие сплетники и сплетницы.

По прошествии пяти лет ни у кого больше не вызывал сочувствия тот нашумевший случай. Мало того, многие бывшие утешители теперь уже вслух говорили, что понимают, почему его жена сиганула с высотки, которую, наконец, достроили и сдали жильцам, хорошенько сбив цены на лучшие квартиры, лишь бы перекрыть недобрую славу этого места. Неожиданно на репутацию сыграло и то, что погибшая, оказывается, даже книжки какие-то писала, тоже все на тему самоубийства. Поднявшаяся, но вскоре утихшая шумиха в интернете позволила сообразительным риэлторам выгодно использовать необычное происшествие чтобы привлечь жильцов, предпочитающих что-то экзотическое.

Он же об этом не знал и знать не хотел. После ещё нескольких допущенных ошибок, его всё-таки отправили в вынужденный отпуск, довольно длительный и сулящий понижение по службе. Он прекрасно понимал, что на двери ему никто не укажет, пока статус единоличного владельца родительского состояния остаётся при нем — таких людей в его ведомстве всегда ценили. Нужно было просто отсидеться. Не только с ним одним случались неприятности — некоторым удавалось отсидеться и после серьёзных скандалов и журналистских разоблачений, его же просчеты были совсем невелики. От него просто захотели избавились на время, пользуясь первой попавшейся возможностью — и он не был против.

Оказавшись не у дел, он ощутил только спокойствие и уверенность в том, что больше не хочет иметь дел со старым кругом общения. Работа больше не приносила ему то, что было так необходимо — возможность забыться, уйти от себя, оторваться от мертвой пустоты внутри. Теперь он даже не хотел подпитывать свою ярость. Он больше ничего не хотел кроме как перестать видеть сводящие с ума сны, а ещё — вздрагивать каждый раз при виде забытой кем-то чашки с холодным, покрывшимся пленкой чаем.

Теперь у него было много свободного времени, холод кладбища, разлитый внутри, полное отсутствие дальнейших целей и автоматическое существование, которое нужно было чём-то заполнить. И чтобы найти своему внутреннему механизму, упорно щёлкавшему без дела, хоть какое-то занятие, он начал бегать — как когда-то бегала она, обманывая его, говоря о том, что просто хочет перестроиться на новую жизнь и приобрести новые привычки.

Уже тогда она все знала. Уже тогда планировала сбежать от него самым подлым и предательским образом из всех возможных. Только эти мысли пульсировали у него в мозгу, поднимая внутри новую волну гнева и ярости, которых он больше не желал. Но они сами, слившись с ним за эти годы, не хотели его оставлять.