Жила-была елка

На кухню вынесли столы и поставили их рядком, накрыв хрустящими скатертями. А потом сделали маленький перерыв — все разошлись по комнатам, оставив елку мерцать и переливаться огнями в темноте. Это одна из самых важных минут перед Новым годом, потому что именно тогда под нарядным, украшенным деревом таинственным образом возникают кучи подарков.

Когда коробки, свертки и пакетики материализовались на нужном месте, в кухню вытащили наш телевизор — самый большой, новый и уважаемый на всю безумную квартиру. Не успели его включить и начать накрывать на стол, как пан Копыхальский прокашлялся:

— Прошу внимания! Я творил сегодня ночью, и утром творил. Правда, гусь и прочие блюда немного помешали мне, но все же я создал праздничное произведение, и сейчас буду иметь честь зачитать его вам.

И мы слушали пана Леха, потому что это было самым большим подарком ему.

Петр Сидорович по случаю Нового года вырядился в новехонький шелковый стеганый халат. К своим халатам он относился, как татарин, с той только разницей, что последний еще высоко ценил коня и саблю, а Пупочкину было достаточно одного только стеганого мягкого друга. Его кошка была повязана таким ошеломительным бантом, что мы все зааплодировали.

Тася и Мися Карповны кутались в черное и белое боа, обмахивались веерами и болтали по-французски; они кокетничали напропалую со всеми, и все признавали, что они очаровательны и неотразимы.

Полина пела и ждала, ждала и пела. Чем ближе короткая стрелка часов приближалась к одиннадцати, тем чаще она замолкала, вглядываясь в ночь за окном тревожными, огромными глазами. Мы ждали и волновались вместе с ней.

— Если эта ракушка не придет, как обещала, съезжу за ней и приволоку за шиворот, — сказал Сережка. — Только это не поможет, правда?

Теперь отвернитесь немного и посплетничайте в сторонке, пока я в комнате одеваюсь и совершенно неразумно трачу только что положенную косметику. Кстати, если еще раз услышите по телевизору, что помада остается на ваших губах, а не на нем, не верьте. Рекламный трюк, и не более.

Они столкнулись у входных дверей — жених Полины и Дед Мороз.

Оба были в красных нарядах и с огромными мешками.

Когда стоишь между двумя Дедами Морозами, срочно загадывай столько желаний, сколько успеешь, пока они ошарашенно глядят друг на друга огромными глазами.

— Ура! Дед Мороз пришел! — завопили хором Тася и Мися Карповны, и полезли в огромные мешки, — а что вы нам принесли? Мы хорошо вели себя целый год!

— Это правда, — подтвердил мужчина моей мечты, пытаясь стереть с себя остатки губной помады. — Дамы заслужили чего-нибудь особенного.

— Милости прошу к нашему шалашу, — пританцевал Петр Сидорович. Шалаш сегодня расположен на кухне.

— Идите за мной, — распорядился студент. — У них тут коридор с изюминкой. Изюминку советую не пробовать.

— К сожалению, уже пробовал, — ответила артистическая натура.

Полина стояла прямо за углом и тяжело дышала; от волнения, а, может, и от голода, ее не несли ноги. Но когда избранник подошел к ней и обнял, то его рука легла на вполне стройную талию.

Думайте, что хотите, но я считаю, неважно, сколько вам лет, когда взаправдашний Дед Мороз достает из взаправдашнего волшебного мешка белых и серых зайцев, котят и мячики. А еще пачку фломастеров — хоть теперь они и не редкость, зато таких сочных и ярких оттенков, что непременно хочется сесть и нарисовать, хотя бы новогоднюю елку. Кошка получила свой «Вискас», а пан Копыхальский — громадную тетрадь в кожаном переплете, созданную для того, чтобы писать в ней поэмы.

Елка получила новые елочные игрушки; а Тася и Мися Карповны среди прочего, книжечку стихов их любимого Элюара на их любимом французском.

Много было всего другого; и мы прыгали на одной и на двух ногах. Только жених Полины не прыгал — он берег свой хронический радикулит.

— Вот бы и меня, — задумчиво молвил Петр Сидорович, прижимая к груди только что подаренную персидскую шаль, — вот бы и меня посадили в кадку и украсили.

— Что же Вы сказали, что здесь детей нет? — весело спросил меня студент. — Ведь это же самые настоящие дети, только немного взрослые…

— И не сильно бритые, — рассмеялся пан Лех, покручивая свой пышный ус.

В углу огромной кухни стояла огромная живая елка. Ей предстояло расти и расти многие десятки лет, и кто знает, может, наши внуки тоже будут праздновать под ней Новый год и ползать в углу, разыскивая яркие и нарядные свертки?

В двенадцать ночи мы все деликатно повернулись к ней спиной. Если домовые все-таки существуют, то наш должен был иметь возможность забрать свои подарки.