Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров (СИ)

Тагир крякнул, прищурился и явно сделал что-то, так как фигура дрогнула, пошла рябью, но быстро восстановилась и продемонстрировала народу средний палец.

— Сан Саныч, — укоризненно взвыл главный, переживая очередной позор от подчиненных перед гостями.

— А что сразу я? — возмутился двойник и плавно поплыл от стены. Именно поплыл. Клавдия Петровна снова вцепилась в отпущенную было руку Тагира. Голос у призрака был старческим, дребезжащий и совсем не тагировским. — Он первый начал. У меня миссия. Практически спасение мира, а этот в меня…

— Мои глубочайшие извинения, сразу не признал, — Тагир натянул маску раскаяния на лицо, — не ожидал, что вы можете менять облик.

— Многие не ожидали, — призрак недобро посмотрел на стоящих мужчин, обогнул их, направился к Клавдии Петровне. За виснув перед побледневшей женщиной, он вдруг стремительно начал терять плотность, становясь все более прозрачным. Но это было полбеды, на внешность Тагира кусочками мозаики наслаивался истинный облик призрака, и бедная женщина с ужасом смотрела на двоящийся нос, то черные, то зеленые, то серые глаза, на седеющие и пропадающие волосы. А когда это приложило руку к груди и произнесло нараспев: — Сражен прямо в сердце, мадам. Позвольте засвидетельствовать, — и потянулось к ней, Клавдия Петровна ощутила, что хватит. В голове зашумело, пол качнулся, и последнее, что она запомнила, подхватившие и не давшие упасть руки.

— Если я бесплотен, то и разволноваться перед красивой женщиной не могу? — оправдывался призрак, вися чуть в отдалении от склонившихся над жертвой его красноречия мужчин. — Подумаешь, концентрацию потерял…

— Ты бы лучше помолчал, а? Пока не развеяли, — недобро посоветовал Павел.

— А лучше вообще исчезни, — поддержал его Тагир, — мне и то было противно смотреть на себя, то есть на твое извращенное видение моей внешности. И запомни, в следующий раз вместо концентрации себя потеряешь, причем навсегда, понял?

Отвечать Сан Саныч посчитал ниже своего достоинства. Покрутился вокруг, потом не выдержал.

— А с ней все будет в порядке?

— Если бы некоторые не переборщили с внушением, — начал было Тагир, но Павел тут же вмешался.

— Если бы некоторые не полезли его снимать…

— Тихо! — рявкнул Арвель. Оба мага притихли. — Одного тут вообще быть не должно, а второй уже заработал предупреждение. Мало?

Призрак захихикал, почувствовав себе отомщенным.

— И кстати, — Арвель поднялся с колен, обратив внимательный взгляд на подобравшегося разом Сан Саныча, — про какую миссию ты говорил?

Призрак поскучнел, попытался сделать важный вид, но под взглядами трех мужчин сдулся проколотым шариком.

— Велено было передать, чтобы панику не устраивали, искать не бросались, сама вернется, как все сделает, а если скучать начнете — могу показать, где бесценное хранится, — и он радостно потер ладони.

— Под кроватью? — хмыкнул Павел и отвернулся к Клавдии Петровне, чья голова лежала у него на коленях. Женщина вот-вот должна была прийти в себя.

— Ах ты ж… — всплеснул руками Сан Саныч и помчался проверять тайник.

ГЛАВА двадцать девятая

Яркое солнце светило в глаза, кожу жгло, пересохшее от жажды горло саднило при каждом вздохе, голова раскалывалась, плечо тянуло тяжестью, а внутри него, казалось, горел огненный штырь. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулась бескрайняя пустыня, шептал песок, перекатываясь под легким ветерком.

Аня не знала, где она и как сюда попала. Знала, выбраться не получится — камень надежно придавливал левое плечо, и оттого по телу шли волны мучительной боли. Ни двинуться, ни свернуться калачиком, обнаженное тело безвольно лежало под палящими лучами. Пересохшие губы. Распухший язык. Тягучий туман в голове вместо мыслей. Напряженное ожидание очередной волны боли, а затем крепко сжатые зубы, темень в глазах и стон.

— Вот куда тебя занесло?

Молодой голос проник сквозь завесу тумана, после приступа Аню накрыла слабость и сил открыть глаза, чтобы рассмотреть, кто там явился за ее душой, у девушки не осталось. В том, что она умирает, сомнений не было. Никаких эмоций, кроме ожидания избавления от боли, Аня не испытывала, лишь легкое сожаление, что все закончится так быстро.

— Жарковато. Если ты не возражаешь, мы побеседуем в другом месте.

Даже если бы Аня и возражала, высказаться сил у нее все равно не осталось.

Тяжесть с плеча исчезла, даря невыразимое облегчение, а потом легкий ветерок прошелся по обнаженной коже, снимая налет зноя. Ветер пах травой, летом и жизнью. Аня потянулась за ним, оживая. Призрак костлявой за плечом тускнел, уступая жажде жизни. Ресницы дрогнули, глаза приоткрылись, и в этот момент девушку подняли на руки, и тело оказалось прижатым к мужской груди. В нос ударил цветочный запах гирлянды, висящей на шее незнакомца. Цветы были крупными, красными, их одуряющий аромат дарил горьковатую сладость, окончательно прогоняя мысли о смерти.

Ее держали бережно, и Аня дремала, покачиваясь на руках мужчины, точно ребенок на заботливых руках матери. Боль не ушла окончательно, она притаилась, словно зверь, испуганный появлением охотника.