Жила-была одна семья

— Мамочка, я же с тобой. — Детский английский был дрожащий и неуверенный. Человек догадался, что женщина специально говорит с дочкой на английском. Выбрав страну, где будут жить ее дети, она старалась сделать для них родным и язык этой страны. Не успел человек мысленно похвалить рвение матери, как снова услышал дрожащий голосок дочери:

— Y, pues, el parece ser bueno^[4].

Они уже ступили на тротуар, но он уловил, как женщина строго сказала:

— Хороший не хороший, какая разница! Не следует махать незнакомцам, и точка!

Впрочем, как малышка справится с переводом, его уже не интересовало. Латиносов в окрестностях Майами было едва ли не больше, чем собственно американцев. Их громкий, быстрый язык звучал повсюду и волей-неволей проникал в сознание окружающих. Человек не был исключением: он тоже кое-что понимал. И эти немногие знания заставили его улыбаться и смотреть вслед удалявшимся пешеходам до тех пор, пока сзади не стали возмущаться, сигналить, что-то кричать, высовываясь из машинных окон и размахивая руками. Он включил скорость, поехал, и так и двигался, сохраняя на лице мечтательную полуулыбку. Маленькой девочке он показался хорошим, и это давало надежду, заставляло верить в себя. Дети — лучшие ясновидящие, их сложно обмануть, подкупить, ввести в заблуждение. Заслужить их одобрение дорогого стоит, а он его заслужил и теперь искренне радовался такой высокой оценке. Конечно, девочке просто понравилось его лицо. Естественно, она не могла знать, что он собой представляет на самом деле. Зато он это знал прекрасно. Знал, что никакой он не хороший, не добрый и не замечательный. То есть все его считали таковым. Он был обходительным, внимательным, беззлобным, воспитанным, образованным, обладал в свои неполные шестьдесят пять еще даже очень приятной наружностью и великолепным чувством юмора. Да, он действительно производил хорошее впечатление. На других. С окружающими людьми все было просто. Гораздо сложнее было с самим собой.

Себя он давно уже не мог назвать хорошим. И почему-то в тот момент, когда малышка назвала его хорошим, он почувствовал, что в его замершем, замерзшем лесу начали набухать почки. Он вдруг поверил, что она может быть права, что он на верном пути, что, возможно, все еще действительно будет хорошо.

А все и было неплохо: цветы стояли в вазе, довольная жена что-то напевала на кухне, сын наверняка разбирался с количеством своих невест, а лабрадор, наигравшись, теперь свернулся у ног хозяина и тихо похрапывал. В хорошем настроении Человек сидел за компьютером. В хорошем настроении открыл почту. Он не сомневался: удачный день еще не закончился, он должен был принести ему новое послание. Человек не ошибся: письмо пришло. В хорошем настроении он взглянул на экран:

Встреча не состоится.

Настроение мгновенно было испорчено крохотной частицей огромного значения.

— Так ты идешь? — Жена в нетерпении заглянула в кабинет. — Все остывает.

— Знаешь, что-то нет аппетита. Пойду прилягу, — вяло ответил он.

Женщина… Разве может она так легко отступиться? Разве может притормозить? Разве может остаться в стороне? Почему она считает, что разговор по душам должен непременно облегчить существование? Он не хотел этого, не любил. Он с удовольствием разделил с ней положительные эмоции, а отрицательные предпочел оставить при себе. Но она, все же не зря они женаты почти двадцать лет, всегда его чувствовала, всегда улавливала малейшую смену настроения и сразу начинала одолевать вопросами, хлопотала вокруг, кудахтала, как наседка. «Может, сейчас обошлось?» Но нет. Так не бывает:

— Что случилось? — Она уже стояла у стола, смотрела обеспокоенно. Хорошо, что на него, а не в компьютер, и Человек успел-таки закрыть почту.

— Ничего, право слово. Просто устал. Знаешь, как-то присел, и навалилось. Все-таки суббота, организм возражает против такого обращения, требует отдыха.

— Ты меня не обманываешь? — Она все еще смотрела подозрительно, но складка между бровями уже разгладилась. Он понял, что выиграл.

— Конечно нет! — и погладил ее по руке.

— Ну иди, полежи, — милостиво разрешила она.

И он пошел, и прилег, и лежал долго-долго, уже не вспоминая ни о встрече с начальником, ни о маленькой девочке, ни о хорошем настроении. Настроение было плохим.

14