Жила-была одна семья

Уже в течение первого часа, проведенного в этом городе, Саша поняла, что на сей раз не ошиблась, поступив по велению сердца, подчинившись порыву и не тратя время на доскональное изучение минусов и плюсов поездки. Да и минусов никаких она не видела. Сплошной восторг, непрерывное восхищение: архитектурой, историей, экскурсоводом — живым, веселым, эмоциональным человеком, который вел повествование так, будто читал слушателям увлекательное художественное произведение.

Саша с большим интересом смотрела по сторонам, следя за его рассказом, и не могла дождаться, когда же они приедут к месту первой остановки и можно будет прогуляться, чтобы в полной мере ощутить магию этого города. Хотелось закрыть глаза, глубоко, шумно вдохнуть и, задержав в себе весь букет запахов, определить тот единственный, уникальный аромат, с которым у нее теперь всегда будет связан Стамбул. Саша даже подпрыгивала от нетерпения на ступеньках, с трудом сдерживаясь, чтобы не подтолкнуть неповоротливую даму, которая уже десять (десять!) секунд только робко высовывала голову с площадки и никак не могла спуститься. Наконец наступила и Сашина очередь. Она торопливо отошла от автобуса, чтобы неприятный запах солярки не мог испортить впечатления. Саша огляделась: зеленые кусты, красивые крупные красные цветы с определенно неизвестным не южному человеку названием, туристы, двигающиеся в противоположных направлениях неторопливо журчащим ручейком. Одни шли от большой темно-красной мечети к громадной светло-серой, другие — наоборот. Саша не стала заострять внимание на архитектурных деталях сооружений. Об этом ей должен был поведать экскурсовод. Ей не терпелось определить, куда же она попала.

Это был ее стиль, ее метод: наделять город каким-то одним ароматом и потом, что бы ни случилось, чувствовать только его. Так, в Лондоне, даже если она находилась в разгоряченном от виски Сохо или в благоухающем всевозможными видами растительности Хеддингтоне, ее абсолютно везде преследовал какой-то вязкий, илистый запах реки. Хотя непосредственно на набережную Темзы она попала лишь на вторые сутки пребывания в британской столице. Париж с его свежей выпечкой и горячим кофе на каждом углу ассоциировался с масляными красками, хотя по Монмартру она гуляла не больше, чем по другим известным районам, а картины импрессионистов в музее д’Орсе давно уже не источали никаких других ароматов, кроме устоявшихся запахов времени, роскоши и денег. Амстердам в ее сознании был совершенно далек от сладких паров гашиша и марихуаны, никоим образом не был связан и с грязью, развратом и похотью. Не присутствовала в ее восприятии и основная голландская достопримечательность: тюльпаны. Город прочно закрепился в ее сознании устойчивым запахом деревянных свай, хотя и дома все давно уже были каменные, и сваи железные, но Саша, раз почувствовав мокрое дерево, не воспринимала ничего другого. Она и сама не могла объяснить эту свою особенность. Основным ее орудием восприятия должны были бы быть глаза, но она мыслила образами и ощущениями, а потом легко их воплощала в своих работах.