Жила-была старушка в зеленых башмаках…

Лика Казимировна застучала обоими кулачками в заиндевевшее окно и закричала: «Егор Александрович, постойте! Заберите кота!»; Агния Львовна бросилась по свободному проходу почти пустого автобуса к водительской кабине с криком: «Будьте добры, остановите ваш автобус!»; и только одна Варвара Симеоновна ничего не кричала и не двигалась с места — она спокойно стояла, нажимая специальную кнопку для связи с водителем возле входных дверей. Автобус остановился, и подруги вместе с Титаником и сумкой с орущим Василием через несколько секунд снова стояли перед удивленным Егором Александровичем.

— Василий решил не дожидаться воскресенья и отправиться с нами! — сказала Варвара Симеоновна. — Забирайте вашего беглеца!

— Они так подружились с Титаником, что решили не расставаться, — объяснила поведение Василия Лика Казимировна.

— А вы поводок для него случайно не захватили? — спросила Агния Львовна. — А то мы вам сумку для него оставим.

— Поводок я не брал. Да он никуда не убежит, я его приучил у ноги ходить, — успокоил ее Егор Александрович, поглаживая Василия, который, успокоившись и сидя на надежной хозяйской руке, теперь поглядывал сверху на Титаника и делал вид, что пытается оттуда достать его лапой. А Титаник сидел на снегу и молча глядел на него, не вступая в игру и грустно предчувствуя окончательную разлуку.

— По-моему, они насчет сумки сговорились с Титаником заранее, — с подозрением глядя на них, сказала Лика Казимировна.

— Да нет, просто Василию понравился запах внутри сумки — мы же с ней на рынок ходим, — предположила Агния Львовна.

— Все кошки любят забираться во всякие ящики и сумки: норки выискивают, — подвела итоги Варвара Симеоновна.

Егор Александрович с улыбкой их слушал.

— Интересно, так все-таки кто же из вас Орхидея? — спросил он.

— А вот этого мы вам ни за что не скажем! — лукаво воскликнула Лика Казимировна.

— Может же у нас остаться хоть один секрет на троих? Мы вам сегодня, кажется, все про себя рассказали, — сказала Агния Львовна.

— Свой последний пирожок каждый должен заработать сам! Напряженным интеллектуальным трудом! — заявила Варвара.

Им повезло (или, скорее, не повезло, потому что расставаться теперь уже снова не хотелось): следующий автобус подошел очень скоро, и они простились все еще раз, в том числе и Василий с Титаником: Егор Александрович наклонился, и котик слегка съездил-таки лапкой по лохматой голове приятеля. В ответ Титаник радостно взвизгнул и отбежал, приглашая приятеля махнуть на все лапой, спрыгнуть с хозяина и побегать-поиграть на снежку. Не получилось. Пришлось ехать домой.

В автобусе подруги молчали, только изредка переглядывались, улыбаясь каждая своим мыслям. Уставший Титаник упросил хозяйку взять его на колени, свернулся там и безмятежно уснул.

— Утром приходите ко мне пить кофе, — сказала Варвара Симеоновна, когда они остановились на площадке каждая у своей двери, — обменяемся впечатлениями!

* * *

А вот Егор Александрович с Павлом на завтра откладывать ничего не стали.

— Ну что, внучек, проведем «разбор полетов»? — предложил Егор Александрович, входя в комнату внука. Довольный Василий уже успел наскоро перекусить и теперь крепко спал в ногах у Павла.

— А как же! Я уж тебя поджидаю. Чего вы так долго гуляли с Василием?

— Да так:.. Хотелось поскрипеть снежком, подумать. А ты уже отдохнул, я смотрю, лицо порозовело.

— Это с пирожков.

— Спина-то как?

— В порядке спина, не отвлекайся. Ну говори, которая тебе понравилась больше всех?

— Все три понравились. Одна лучше другой! — И он пропел дурашливым козлетоном:

Если б я был султан,
Я б имел трех жен
И тройной
Красотой
Был бы окружен!

— Ну, дед, ты, смотрю, разошелся! А пел ты сегодня замечательно, в ударе был и в голосе.

— Мне и самому так показалось. А не зря я все-таки спел под конец «Белую акацию»?

— Что ты говоришь, это же твой коронный романс!

— А как ты думаешь, наши дамы не приняли его за намек на их возраст?

— Да что ты! Вот если бы ты спел «Отцвели уж давно орхидеи в саду»…

— А тебе-то, Пашка, кто больше всех понравился?

— Не кто, а что: пирожки, ясное дело.

— Чревоугодник ты, Павел!

— Да нет, у меня к пирожкам было чисто лирическое отношение — я ел и свою бабушку вспоминал.

— Ты бы еще сказал «платоническое отношение»!

— Я именно это и имел в виду!

— А что ж ты тогда мне последний пирожок не оставил, жадюга?

— Не хотел, чтобы у прекрасных дам сложилось о тебе превратное мнение: пусть они думают, что ты в них влюблен бескорыстно.

— Ну, уж и влюблен. Торопишься, Павлуша, торопишься, как всегда!

— Надо ковать железо, пока горячо.

— Ладно, неуемный ты кузнец моего счастья, сейчас тебе отдыхать пора, а не ковать.

— Вообще-то я уже и так почти сплю. А какой-то… счастливый был вечер, да, дед?

— Верно ты говоришь, Павел, — именно счастливый. И только одно его омрачает!

— Что его омрачает? — чуточку встревожился Павел.

— Да мне-то еще посуду мыть!