Жила-была Вера. Истории о силе духа, любящих сердцах и билете на счастье

– Да. Удивительно, но это сработало. Скорее всего он просто испугался полного одиночества, ведь кроме жены и сына на всем белом свете у него никого не осталось. Поэтому он вернулся. Не сразу. Сначала научился сапожничать, шить обувь, а потом пришел к ней и лег на землю, прося простить его. На коленях стоять не мог…

– Она простила?

– Да. Говорю же – любила! И выживать как-то надо было…

– Их не тронули?

– В тридцатые? Нет. Бабушка оказалась умнее, чем те, кто мог это сделать. Продала втихаря остатки драгоценностей, которые зашила в ее лиф когда-то мама, предвидя, что пригодятся, и сменила документы. Умельцев хватало. Она взяла другую фамилию, сменила имена себе, мужу и сыну. А потом объявила, что решила переехать. Заставила деда и свою тетку перебраться на Кавказ. Это и спасло. У семьи было другое место жительства, другая биография и их просто не нашли. Они долго жили в Кисловодске, а потом вернулись в Москву. Тетушки на тот момент уже не было, и с ее уходом оборвалась та единственная связь с прошлым, что еще оставалась. Папа мой той, иной, жизни, уже не знал.

Женя сидела, замерев на краешке стула и открыв рот. У нее всегда было очень богатое воображение, и мама не раз ругала ее за то, что Женя погружалась с головой в свои мысли и фантазии, переставая слышать то, что ей говорили. Но только не сейчас! Она представляла, конечно, то, как все происходило, и буквально видела перед собой худенькую светловолосую женщину, чей портрет видела однажды в старом фотоальбоме. Коротко остриженные волосы, смешная шляпка и чинно сложенные руки в светлых перчатках. Воплощение силы и стойкости. Маленький мальчик, стоявший рядом, был совершенно на нее не похож, но даже на фото было видно, насколько он связан с матерью. Фотограф или не заметил, или решил не обращать внимания, и мальчишка так и остался стоять, вытаращив глаза в камеру, как велели, и держась двумя пальцами за материнскую юбку. Этот трогательный жест и то, как сжимал он осторожно складку ткани, боясь отпустить хоть на мгновение, сказали Жене о многом. И именно глядя на эту фотографию, она впервые подумала о том, каким будет ее ребенок. Если будет…

Жанна, допив кофе, отставила чашку в сторону и потянулась.

– Совсем старая стала. Надо к станку!

– А дальше?! – Женя умоляюще сложила руки, прося продолжения рассказа. – Вы обещали рассказать про перстень!

– Ой, да о чем там рассказывать?! – Жанна поморщилась. – Ошибки юности, прошедшей и пустой…

– Ну, пожалуйста!

– Ладно. Бог с тобой! Когда-то надо и выговориться. Слушай. Мой отец женился достаточно поздно. Сама понимаешь, не до того ему было. Время страшное. Но все когда-то меняется. Не может быть плохо всегда! Все проходит. Все меняется. Он дошел до самого Берлина и вернулся домой почти невредимым. Работал следователем. И искал.

– Кого?

– Женя, что за глупые вопросы?! Я думала, что ты меня понимаешь!

– Ее?

– Да! Свою половину, конечно! Думаешь, это так легко? Найти человека, с которым захочешь построить отношения. О, нет! Это самое сложное, что только могла придумать жизнь… Папа мой, несмотря на всю тщательность, с которой он подошел к этому вопросу, с задачей не справился. Выбор его оказался крайне неудачным. Моя мать была, безусловно, красива и умна. Могла дать фору любому профессору. Знала три языка, умела быть светской, обаятельной и приятной всем и каждому, но при этом совершенно не умела главного.

– Чего же?

– Любить! Не знаю, почему, но от природы в ней не было заложено этого умения. Ты удивляешься сейчас, что вот так говорю о своей матери? Но это чистая правда. И я не осуждаю ее за это неумение. Просто ей не было этого дано. Она не любила отца, когда выходила за него замуж, а потом не любила меня. Заботилась, старалась сделать все, чтобы нам было удобно и комфортно, но не умела проявлять свои чувства. Более того, не считала нужным это делать. Когда я по малолетству, насмотревшись на детей во дворе, подбегала к ней, чтобы обнять и поцеловать, она просто отстраняла меня. «Жанночка, не сейчас!»… Я слышала эти слова слишком часто. Дети упрямы. Они готовы добиваться своего любыми путями до тех пор, пока не получат желаемое. И я пыталась снова и снова. Но все впустую. А потом увидела как-то, как мать вот так же отстранила от себя отца. «Не сейчас!». И только тогда я поняла – дело не во мне. Просто она такая. Ей все это не нужно. А значит, не нужна я. Вот почему, когда меня отобрали для занятий балетом, я с радостью согласилась уйти в общежитие. Так случилось, что мы жили рядом и я могла ходить на занятия из дома хотя бы первое время. Дозволено это было не всем, но можно было договориться. Я отказалась. Мне чудилось, что я освобождаю свою мать как заколдованную принцессу из сказки. Не будет меня – не будет хлопот. И она снова будет счастлива. Будет улыбаться. Странно, правда? Ребенок, о котором не думали как об объекте любви, сам любит настолько, чтобы положить свою свободу на алтарь этой самой любви, которую так искал и ждал… Это ведь ужасно?