Жильбер Ромм и Павел Строганов

А вот Ромм в своих посланиях старшему Строганову, напротив, вообще не касается политических тем, рассказывая преимущественно об успехах своего воспитанника в учебе. Так, в письме от 16/27 июня он сообщает: «Ваш сын добился успехов в плавании: дважды он пересек Сену в достаточно широком месте»[692]. И даже в письме от 3/14 июля, в день парижского восстания и взятия Бастилии, Ромм, ни словом не упомянув о происходящем на улице, ограничился обсуждением исключительно вопросов учебы: «Я не могу не обратиться к Вам снова с просьбой, повторяя которую уже наскучил, но которая для нас важна, а именно: прислать нам те предметы, что уже давно собираете для нас и что могли бы расширить познания Вашего сына в географии, истории и экономике его родины. Он находится в добром здравии и добился больших успехов в тех физических упражнениях, которыми занимается, но особенно в плавании»[693].

Однако события 14 июля получили огромный резонанс не только во Франции, но и далеко за ее пределами, а потому дальнейшее молчание о них Ромма могло вызвать недоумение старого графа. И когда Павел 9/20 июля известил отца о случившемся: «Вы может быть уже знаете о бывшем в Париже смятении, и вы может быть неспокойны о нас, но ничего не опасайтесь, ибо теперь все весьма мирно»[694], гувернер от себя добавил: «Господин Граф, мы могли бы Вам писать чаще, чтобы предотвратить тревогу, которую у Вас могут вызвать сообщения газет о происходящем в Париже. Теперь же вокруг нас все в совершенном спокойствии»[695].

С этого времени мало какое из писем уже не только Павла Строганова, но и Ромма обходилось без того или иного упоминания о событиях революции. Например, 24 июля / 4 августа Попо рассказывает о посещении с наставником разгромленной народом Бастилии[696]. Сам Ромм в тот же день направляет А.С. Строганову письмо с объяснением причин их задержки в Париже:

Мы отложили наше путешествие в южные провинции, поскольку при этом всеобщем брожении умов, которые повсюду заняты исключительно вопросами власти и управления, мы не смогли бы там столь же успешно обеспечить себе образование, развлечение и безопасность. Г-н де Лафайет, главнокомандующий городской милицией Парижа, и г-н Байи, мэр города, установили прекраснейший порядок во всех кварталах. Повсюду здесь царит спокойствие, и пребывание в Париже теперь более безопасно, нежели во всей остальной Франции[697].

Утверждая последнее, Ромм мог сравнивать положение в столице с ситуацией в его родной Нижней Оверни, охваченной в те дни, как, впрочем, и многие другие французские провинции, «великим страхом». Дюбрёль сообщал Ромму, что провинция взбудоражена слухами о появившихся неизвестно откуда таинственных разбойничьих шайках, одно известие о приближении которых вызывает страшную панику[698].

Между тем «политическое образование» Ромма и Строганова продолжалось, поглощая практически все их время. Другие занятия оказались заброшены. Поездки в Версаль стали практически ежедневными, а с 11 августа Ромм даже снял там квартиру, которую они с Павлом покинут лишь в октябре, с переездом Национального собрания в Париж[699]. В послании Дюбрёлю от 8 сентября Ромм так описывал освоение нового и для учителя, и для ученика «предмета»:

В течение некоторого времени мы регулярно посещаем заседания Национального собрания. Они мне представляются отличной школой общественного права для Очера. Он проявляет к ним живой интерес, все наши разговоры теперь только об этом. Получаемые нами со всех сторон знания обо всех важнейших сторонах политического устройства столь прочно завладели нашим вниманием и настолько заполняют наше время, что любое другое занятие для нас оказывается почти невозможным[700].