Им обоим Натка послала сообщение: «Приезжайте скорее, дело важное!» – и мимоходом купила в кулинарии хороших самолепных пельменей с говядиной. Авось, если Лену и Костю как следует накормить, они подобреют и не будут ее, Натку, сильно ругать. Натка прекрасно сознавала, что вляпалась в историю по собственной дурости, и не нуждалась в том, чтобы кто-то дополнительно констатировал этот печальный факт.
– Ты так рано. Что случилось? – Сенька досрочному приходу маменьки обрадовался, но проявил подозрительность.
– Почему обязательно что-то должно было случиться? Просто сегодня получилось закончить работу пораньше, – соврала сыну Натка, не желая посвящать ребенка в свои проблемы.
Сенька и без того в их маленькой ячейке общества был самым серьезным и ответственным, Натку это трогало и умиляло, а Лену огорчало. Сестра считала, что Натка систематически пребывает в амплуа басенной Стрекозы, а Сенька при ней вынужден ускоренно избавляться от милой детской наивности и тянуть непосильный эмоциональный груз, как тот Муравей.
Ерунда это все, Сенька нормальный ребенок с типичными детскими интересами. Вон, в настольные игры играет с азартом. У них на продленке гаджеты запрещены, а старые добрые шашки-шахматы и разные прочие домино активно пропагандируются.
– Мам, а ты знаешь, какой мировой рекорд по дженге?
– Я и спорта такого не знаю. Что за дженг? Это восточное единоборство какое-то? – Натка вела сына домой и старательно отгоняла от себя одолевающие ее неприятные мысли. Она потом их все передумает, успеется еще.
– Ты что? Дженга – это игра! – Сенька захохотал. – Там нужно строить башню из таких деревянных кирпичиков.
– Стратегия? – Натка блеснула эрудицией.
– Не-е-ет, просто настольная игра! Так вот, мировой рекорд – тридцать этажей за две минуты и пятьдесят одну секунду!
– Супер, – про этажи и башни Натке говорить не хотелось, это было слишком близко к теме больного жилищного вопроса. – А я купила в кулинарии вкусные пельмени и твои любимые эклеры.
– Тоже супер, – одобрил сын.
Они вошли в подъезд, и Сенька бодро затопал вверх по ступенькам. Слишком большой, купленный на вырост, полупустой, но увесистый ранец высоко подпрыгивал в такт его шагам. Внутри громыхали книжки, тетрадки и прочее школьное барахло. Натка, следуя за сыном, свободной от пакета с покупками рукой поддерживала скачущий ранец снизу. Так, маленьким дружным караваном, они поднялись на свой этаж, и тут Сенька резко затормозил. Натка налетела животом на твердый ранец и охнула.
– А вот и хозяйка! – произнес знакомый голос, и в щель приоткрытой двери высунулся острый нос соседки Веры Марковны.
– Уже не хозяйка, – возразила, оборачиваясь, дородная дама, телосложением схожая с колонной древнегреческого храма – прямая, толстая и с крепкими завитушками наверху.
Завитушки были грязно-желтые, пергидрольные. Ниже розовело щекастое лицо с крупным носом и ярко напомаженными губами. Алый рот презрительно кривился. Дама с завитушками и губами стояла у двери Наткиной квартиры и держала в руке оранжевую и круглую, как апельсин, строительную рулетку. Край торчащей наружу желтой металлической ленты с задорно задранным кончиком подрагивал, как издевательски высунутый язык.
– Запиши: два двадцать на девяносто, – звучно произнесла дама-колонна, обращась к мелкорослому чернявому мужичку с карандашом и блокнотом.
Натка открыла рот, но Сенька ее опередил.
– А что это вы тут делаете? – спросил он. – Это наша дверь, вы зачем ее измеряете?
– Ты, мальчик, помолчи, не мешай, – отмахнулась от него дама-колонна. – Жорик, запиши сразу: нужен нормальный придверный коврик, тут мочало какое-то бомжацкое валяется, и на площадке две выбоины, надо будет похожие плиточки вставить.
Она, с трудом переломив колоннообразное тело, нагнулась и приложила рулетку к полу.
– Десять на десять плиточка, толщина почти сантиметровая, цвет – охра или терракот.
– Да что это вы тут делаете? – повторила за сыном Натка, обмирая от страшного подозрения. – Вам что тут нужно-то? Вы кто такие вообще?
– Это вы кто такие? – дама разогнулась – завитушки понеслись ввысь – и посмотрела на Натку с Сенькой сверху вниз.
– Ну, привет! – фыркнул Сенька, разводя руками. – Мы здесь живем!
– Это наша квартира, – сказала Натка.
– Была ваша – стала наша, – подал голос мужичок с карандашом и блокнотом.
Голос у него был под стать внешности – слабый, тусклый и невыразительный, но у Натки от услышанного зашумело в ушах.
– Бывшая хозяйка, что ли? Ты-то мне и нужна, – колоннообразная дама качнулась вперед, нависла над Наткой. – Значит, слушай сюда, бывшая хозяйка. Тянуть кота за это самое я не буду, ты собирай давай свои манатки и выметайся, на все про все даю тебе два дня, авось управишься. Не похожа ты на зажиточную, небось вещичек в доме негусто.
– Что значит – выметайся?
– А то и значит, чего тут непонятного? В договоре черным по белому прописано: «Обязуется освободить жилплощадь в двухдневный срок», вот и освобождай.
– В каком еще договоре?