Жилец

— Ты что, с ума сошел? Я живу на Шанхае, ты знаешь, что это такое?

— Что-то слышал!

— Ты что-то слышал, а я там выросла. Слушай, что я тебе расскажу о нем в нескольких словах. Шанхай — это поселок без воды, без электричества, а главное без улиц, а вместо них — узкие кривые проходы, в которых могут ориентироваться только местные жители. Чужой тоже может, точнее, смог бы, но только днем, а ночью вряд ли, да и вряд ли без приключений. Кто там живет, тебе знать ни к чему. Я тебе о них могу сказать одно: чужих они не любят и очень сильно. Ты понял?

Я недоуменно пожал плечами.

— Понял, что тут непонятного? Пошли.

— Нет! Вижу, ты ничего не понял. Ладно, кроме того, что я тебе рассказала, есть еще одна причина — парень, с которым я танцевала, мой жених, по крайней мере, так все считают, он наш, шанхайский, и по нашим дурацким правилам, он со своими дружками ноги переломает любому, кто решит меня провожать и ты не исключение. Ты понял?

— Понял, а тебя не тронет?

— Нет!

— Тогда пойдем.

— Нет, дурак, ты ничего не понял. Андрей сейчас на работе в ночную смену, но его дружки наверняка уже давно приметили тебя и если ты пойдешь, поверь мне, тебе несдобровать.

— Я тебя люблю, а остальное… — я пожал плечами, — пошли, показывай дорогу.

Галя стояла и молча смотрела мне в глаза, пытаясь понять, кто я — просто дурак, или правда влюбился в нее? В свои шестнадцать лет она еще никого не любила, и никто не любил ее по-настоящему, Андрей не в счет, для него она красивая девушка рядом, чтобы все видели и завидовали, а любви здесь не было и нет. А этот в первый вечер дважды признался, и причем дважды это прозвучало, как нечто само собой разумеющееся и при этом он ведет себя так, как будто уверен, что и я его люблю.

— Ну что ж, будь по-твоему идем, но смотри, мне не нужен грех на душу, так, что возле трансформаторной будки, расстанемся, дальше я пойду с девочками домой, а ты пойдешь в свое общежитие, или куда там еще..

«О, и это она знает» — я невольно улыбнулся.

— Ладно! Только в следующий раз я провожу тебя до самого дома, а этот следующий раз пусть будет завтра.

Я с надеждой посмотрел в глаза Гале.

Жалость к парню защемила в сердце девушки. «Жаль, если следующего раза не будет» — неожиданно подумала она и не обращая внимание на парня, направилась в сторону своего дома. Шли мы недолго, не торопясь, и молчали. Возле трансформаторной подстанции остановились и я, глядя в лицо девушке спросил:

— А завтра, где и в котором часу тебя ждать?

— Завтра? — и после короткой паузы решительно добавила: — Если у тебя не отобьют желание, после работы я буду проходить мимо клуба, это где-то в начале шестого, если захочешь увидеть, приходи, но знай, специально ждать тебя я не буду.

Наступило завтра. В начале шестого Галя была возле клуба, но Степан не пришел. Галя прошла мимо клуба медленным шагом и направилась к себе домой.

«Вот и все!» печально подумала девушка. — Припугнули и он струсил, а вроде парень ничего, но, видать, не судьба.

* * *

Я потомственный горняк. Мой отец был шахтером, как дед и прадед. У меня еще был старший брат, но он погиб в аварии на шахте, когда я еще был маленьким. Сейчас из нашей династии в живых остался только я, у меня нет сыновей и уже не будет, так что на мне династия и закончится, о чем я нисколько не жалею. Шахтером я не хотел быть никогда, ни в детстве, когда мой отец изо дня в день прихватив приготовленный мамой «тормозок», уходил на шахту, а мама ждала его, напряженно прислушиваясь, не гудит ли сирена — вестник аварии. Эта тревога невольно передалась и мне в самое сердце и поселилась там на всю жизнь. Я много раз слышал этот чудовищный, тревожный вой, по нему жители нашего поселка, а особенно те, у кого родные и близкие в это время находились под землей, со всех сторон быстрым шагом, а некоторые бегом устремлялись на шахту, чтобы узнать о случившемся. Хорошо, если авария обходилась без жертв, а если нет — женский плач-крик до сих пор звучит во мне при воспоминаниях. Однажды этим плачем-криком кричала мама, мой брат вместе с пятью шахтерами находился под землей в выработке, где произошла авария, не выжил никто. Отец без особых травм доработал до пенсии и потом, через два года почти непрерывного кашля умер, пережив деда на три месяца. Осталась мама одна со мной, десятилетним ребенком, без работы и профессии. Пособие по потере кормильца было не очень велико, его едва хватало на самое необходимое. Мама вынуждена была идти работать и конечно же, на шахту, к тому же жили мы тогда в шахтерском бараке, в двух комнатенках, выбросить на улицу нас вряд ли бы решились, но осложнения могли быть, жилья для рабочих шахты катастрофически не хватало, разрастающийся Шанхай не очень спасал ситуацию.