Жилец

— Им-то что я сделала? Почему в задержании меня, майора принимает участие генерал? — притворно удивилась я, а на самом деле хорошо представляла серьезность ситуации.

— Непосредственно им — ничего, но РФ объявила себя преемником распавшегося Советского Союза, твое «воскресение» было неугодно Союзу, а следовательно РФ, ну а поскольку ФСБ выполняет функции по защите интересов государства, то…

— Можешь дальше не продолжать, я все поняла.

Наступила тягостная пауза.

— Как вы меня нашли? Насколько я знаю, вся информация обо мне по линиям КГБ и ГРУ уничтожена, или это не так?

— Да, действительно, Хозяин тщательно все зачистил, ничего не осталось, у ФСБ нет ни отпечатков твоих пальцев, ни единой твоей фотографии в том числе и на групповых, ни словесного портрета, даже образцов почерка нет. Ничего нет. Из знавших тебя, не считая меня и разыскиваемого нами Иван Ивановича, который неизвестно где находится, остался друг твоей юности Саша. Здесь все просто, наши аналитики с высокой вероятностью пришли к выводу, что ты, зная об охоте на тебя и понимая, насколько это серьезно и, как следует из твоей характеристики, ни лишена сентиментальности, обязательно постараешься увидеться с Сашей. Где и когда это произойдет просчитать было несложно, помог очень упрощенный Сашин образ жизни. Установили скрытое наблюдение в местах, где он бывает, и там ждали, и готовы были ждать долго, но, к счастью, не пришлось. За время наблюдения с ним никто, кроме продавца продуктового магазина, не общался и вдруг сегодня к нему подошла и заговорила цыганка. Уверенности, что она — это ты, не было никакой, но проверить нужно, вот меня срочно доставили из Москвы и не потому, что я смог бы узнать тебя, нет, это нереально, суть операции состояла в том, чтобы ты меня узнала. Собственно, так и произошло, когда ты меня внезапно увидела, а я мало изменился, да и гримеры поработали, твои зрачки от удивления на мгновение расширились, вот, собственно, и все.

Мусса замолчал, внимательно и, как мне показалось, немного грустно смотрел на меня, ожидая вопросов.

— Вы меня отвезете в Москву?

Муса утвердительно кивнул.

— Когда? Сегодня? Сейчас?

— Сегодня. В Москве уже знают, что ты задержана и уже выслали самолет. У нас есть не больше часа и мы можем поговорить, если хочешь.

— О чем? О будущем?

Иронично спросила я.

— Нет, о прошлом. Я часто вспоминаю, как увидел тебя в первый раз, такую маленькую, хрупкую и на вид беззащитную. Помню твои глаза, красивые, умные и добрые. У меня тогда возникло чувство, что я в ответе за тебя перед Богом. И это чувство жило во мне все время, да и сейчас, как оказалось, не умерло.

— Мусса, ты мне поможешь, точнее, сможешь помочь?

Марина внимательно смотрела в глаза собеседнику, пытаясь в них найти хоть маленькую надежду. Мусса молчал.

— Зачем меня нужно везти в Москву? Я не представляю никакой ценности, давно вне дел и ни с кем не связана. Если предполагаете через меня выйти на Хозяина, не получиться, я не знаю где он и связи у меня с ним нет. Избавь меня от бесполезных мучений. Все равно исход один.

— Мне приказано опознать тебя, живую и невредимую передать в руки оперативников, а остальное — за пределами моей компетенции.

В глазах Муссы промелькнула жалость.

«Ну что же, Муса не хочет, но мы оба представляем, что со мной будет. Вначале серия допросов, при необходимости, с применением психотропных веществ и различных сывороток правды, а когда из моей памяти считают все, что возможно, меня «спишут» — скорее всего, убьют или дадут пожизненно с призрачной надеждой на, маловероятное, но теоретически возможное в будущем, освобождение. Второе вряд ли, кому нужны лишние хлопоты. Это мог бы устроить Иван Иванович, но он остался в другой, прожитой мною жизни. Так, что желанный исход единственный и то если поможет Мусса. Времени нет, надо чтобы это произошло здесь и как можно скорее. Марина посмотрела в глаза Муссы и встретилась с понимающим взглядом, в котором она прочла жалость, сочувствие и одобрение. Стало ясно, что Мусса готов помочь.