Жили-были

— Господа единоверцы, — послышалось со стороны тёмного грота невдалеке от собеседников, — наконец-то слышу в словах здравомыслие после словоблудия недавних докладчиков, вечный вам покой! — и с этими словами перед собеседниками предстала нежить неопределённого возраста погребения, но хорошо сохранившаяся. Незаношенно смотрелась целиком вся фигура с косматой головой, окладистой бородой лопатой, в льняной расшитой рубахе с опояской, плисовых штанах и смазных сапогах.

Общество насторожилось, однако вновь прибившийся немедля развеял все опасения в агрессивности, представляясь с поклоном:

— Я, судари мои, Захарий Кряж, купец второй гильдии и старовер в прежней жизни, а потому к церемониям не приучен. Скажу прямо, смертных забижать нельзя, так как мы все в их шкуре побывали. До времени никого в могилу загонять не надо, ибо никому её не миновать, дай только срок. В незнании своего края и состоит главная людская мука ещё при грешной жизни. Потому, поелику возможно, надобно противиться бездумному истреблению смертных. Никто не против, их нужно содержать в узде, пугая временами до нервенных припадков и родимца, но не боле того. Вот у нас, полешуков с водообильной Белаой Руси, тоже есть одна непотребная напасть — это русалки… — тут мужик длинно выругался старославянским способом и поведал зачарованным слушателям невесёлую летопись своего древнего края.

История была столь привлекательна, что даже краткий пересказ устами Брони Жилетта в своём кругу не терял романтической очаровательности спустя многия и многия лета.

Как оказалось, в болотистых и озёрных краях Полесья испокон веков существовало древнейшее племя нечисти, прозванное местным крестьянством русалочьим племенем. И хоть значились они в вольном переводе промеж народа, как белые и чистые, но вреда тому же народу приносили много, особливо неженатым и молодым мужикам. Девки эти были весьма соблазнительны в своём голом виде с распущенными по крепким плечам зелёными волосами. Одна беда — заканчивалась их привлекательность рыбьим хвостом с чешуёй. Рекрутировалась эта каста из утопленниц по несчастной любви, забрюхатевших раньше свадьбы или просто глупых девиц мечтательного образа. Переместившись из царства яви живых в мёртвое царство нави, девицы переходили в подчинение к водяному и становились русалками, сплетя белые ноги в рыбий хвост и наполняясь чувством мести к земному жителю, самому способному, как к работам, так и обидам. Завлекая сладкоголосыми песнопениями и видимой частью голого тела в райское блаженство, русалки подманивают ротозеев поближе к воде и безжалостно топят самых неосторожных в выборе развлечений. Единственно чего боялись русалки, так это вида собственной крови, ибо не являлись бессмертными. Стоило какую из них зацепить булавкой, так сразу всем кагалом с диким криком кидались они на дно водоёма, где и хранились с неделю, а то и более, пережидая свой испуг. С одной стороны русалки большого урона мужескому полу не наносили, в силу своей сравнительной малочисленности, но с другой, эти скользкие рыбины стали прибирать к рукам малолетних деток, отошедших в мир иной, тем самым пополняя свои ряды взамен поумневших с годами девиц на выданье. Хитрое бабье племя нежити брало под своё крыло в основном некрещеных чад, дабы не иметь хлопот с перевоспитанием. Зато по внешним признакам превращали их в обворожительных красавиц с двумя ногами, одна краше другой, если смотреть со стороны и понизу.

В процессе неведомого, но естественного отбора, новоявленное русалочье племя разделилось на два несхожих по укладу лагеря. Что их сближало, так это лютая мстительность ко всему человеческому роду плодовитой способности. Одни из них — мавки в едва прикрытом тиной виде шлялись днями по лугам и пажитям в поисках подходящей жертвы, а завидев оную, оборачивались страшными чёрными птицами наподобие коршунов и уносили в своих когтистых лапах человека в лесные чащи, где и заклёвывали его до смерти. И не было на мавок никакого укорота, лишь страшились они запаха полыни и чеснока, чем и пользовалось запасливое людское племя, распугивая соблазнительную нечисть головкой душистого корнеплода.

Вторая же ветвь обращённого русалочьего племени, называемая в живом народе навками, были самыми зловредными и кровожадными из всего подводного царства. Они обычно являлись перед облюбованной жертвой в образе любимого и родного человека, заманивали его сладким словом на край обрыва или пропасти, где сталкивали легковерного на самое дно, разбивая оного вдребезги о каменья и коренья. И не было от них спасения ни днём, ни ночью, ни молодому, ни старому, ни мужику, ни бабе, не говоря даже о старцах и старицах по монастырям. Единственно, чего боялись навки, это когда их называли женским именем. То есть успел окликнуть нечисть Танькой, Манькой, а не то и вовсе Анной-Терезой, тут навке и безвозвратная погибель, даже водяному не успеешь пожаловаться.