Жили-были

Вот про такие чудесные чудеса и поведал всей нечистой компании под ледяными сводами купец второй гильдии Захарий Корж. А закончил речь в одну строку с новыми знакомыми:

— Да что тут говорить? Не ко двору в нашем тёмном мире русалки и их пиявки подколодные. Посильно творим укорот губителям верхнего племени. Главное, не даём бабью брать верх над нашим домостроем. На том стоим, а где надо и костьми ляжем! — воздел под самый свод свой синий кулак Захарий.

— Вот и мы пошли по миру, чтоб огнём и мечом прививать толерантность патриархальному электорату замогильной глуши, — выскочил опрятный прибалт Якоб. — Пусть зреет плод демократичного понуждения по пустошам хуторов и мыз! — и он встал рядом с купцом второй гильдии.

— Оле, оле! — просто прокричал викинг и ударил по щиту. — Закажем реквием не только по Сигги, но и по Халлус из замка Хеломсдраг!

— За ближайшим Круглым Столом рассмотрим вопрос о возможно бережном отношении к смертным, как к фундаментальной кладке нашей основы, и организуем фонд моральной поддержки всё ещё живым, — без эмоций веско произнёс лорд Бенджамин, по привычке сгребая рукой морщины на высокий государственный лоб и тоже вставая в общий ряд.

— Точно так! — взвизгнул милорд Брус, всовываясь в общую шеренгу и вытягиваясь во фрунт. — Рыцари Печального Образа будут рады новой забаве по сохранению рода человеческого.

Адвокат Броня Жилетт, со стороны посмотрев на этот стихийный митинг, скорбно изрёк:

— Да человечки и без нас сведут себя в могилу. И если не войной, то уж точно своим техническим изобилием.

САТИСФАКЦИЯ

Маркиз Альфонс-Франсуа де Сват, любимец салона мадам Сиси, бретёр и дамский угодник, был вызван бароном Димитром Попеску-Гопо на дуэль до победного конца.

Секундант румына полковник Вован Антонеску так и сказал маркизу прямо посреди мазурки где-то за колоннами бальной залы:

— Мой юный друг, барон готов с вами завтра драться на пистолях с четырёх шагов без промаха в три часа пополудни возле Мёртвой пади за городской чертой.

Маркиз опешил от наглости человека без светского имени, но тот же час выпустил из своих цепких рук младую баронессу Оливию, незаметно поправляя распахнувшийся понизу камзол и съехавший на сторону гульфик своих бархатных панталон.

— Мон шер! — вскричала потревоженная не ко времени женщина, поворачиваясь к маркизу своим прекрасным лицом и одёргивая задравшийся на гибкий стан подол маркизетового платья. — Что же теперь воспоследствует? Наш благородный муж, барон Димитр, не вынесет женского позора и пристрелит вас, как собаку, а меня отдаст гусарам на воспитание.

— Не страдайте за меня столь жуткостно прямо на моих же глазах, — осадил пассию Альфонс. — Ваш муж стар, а посему вполне может промахнуться или вовсе забыть о поединке.

— О нет! — вскричала прелестница, — мой муж ещё твёрд рукой и памятью. Поэтому исход будет для вас печален. Но не скорбите сердцем! Клянусь святым Бонифацием, я буду приносить на вашу могилку букетик полевых цветов по престольным праздникам в каждую свободную минуту.

В ответ на порыв безгрешной юной души, маркиз умылся скупой слезой из рук любимой и спешной походкой покинул мраморную залу родового замка мадам Сиси де ля Вилюр. Благородный юноша поспешил в родные пенаты, дабы побыть в плачевном одиночестве и поделиться мыслями о былом со своим дневником.

Дома его ждал роскошный ужин из трёх блюд из сыра рокфор с плесенью и вином каберне из личных погребов матушки. За столом уже копились любимые родители и ненаглядная челядь, а лакеи кланялись в пояс и спешили услужить.

— Маман! — возопил Альфонс, едва вступав в столовую и даже не притрагиваясь к снеди. — Ваш сын завтра будет биться на дуэли за честь дамы, поэтому мне не до разносолов.

Хранительница домашнего очага мадам Женевьева, находясь в расцвете преклонных лет, немедля упала в обморок прямо на руки компаньонок по бриджу, а отец, не старый ещё мерин гренадёрской выправки, бригадир Жерар, сказал, поблескивая влажным глазом:

— Отлично, сын мой! Вот и ты станешь настоящим мужчиной, если выживешь в схватке.

По такому случаю глава семейства приказал подать бургундского недавней выдержки и виски с содовой. Настоящие мужчины гуляли ночь напролёт. Сын прощался с отрочеством, отец делился воспоминаниями о тяготах полковой жизни и кутежах в Булонском лесу. Благодарный Альфонс на слух перенимал опыт отца, питая надежду на ранение без летального исхода.

— Смерти нет, ребята! — в который раз вскрикивал старый воин Жерар, вскакивая на край стола, словно на бруствер вражеского окопа, и являл сыну пример выживания под обстрелом противника. Он действительно весьма ловко увёртывался от закусок, запускаемых лакеями по его же приказу, и делал ложные выпады со столовыми приборами наперевес, показывая приёмы рукопашного боя. Порою, папенька утишался и громогласно начинал вспоминать битву при Аустерлице, взятие Бастилии и отступление под Смоленском. Сын благодарно внимал, надеясь на лучшее.

Под тишайшее утро и военные выкрики пирующих, оклемалась и ветхая маман, моментально потребовав сельтерской без газа.