Жили-были, ели-пили. Семейные истории

Кофейные колобки, Ксеня называет их не по-нашему «капкейки»

Духовку нагреть до 180 градусов. Выложить на противень бумажные формочки для капкейков. Масло растопить и держать теплым (я топлю в микроволновке). Взбить на небольшой скорости яйца до посветления, добавить растворимый кофе, увеличить скорость миксера и медленно влить теплое масло. Снова уменьшить скорость, добавить молоко, ваниль, соль. В отдельной миске перемешать муку, сахар и разрыхлитель, добавить в тесто, мешать насадкой «весло» 10–20 секунд или лопаткой – тоже только до тех пор, пока следов муки почти не останется, вылить в формы, заполняя их тестом до середины, печь без конвекции минут 20–25, через 10 минут развернуть противень, чтобы все пропеклось.

Они готовы, когда пружинят под рукой. Пусть 5 минут остынут, потом проткнуть каждый вилкой несколько раз и налить в дырки кофе. По рецепту надо лить кофейный сироп, но я не люблю такое сладкое.

Когда они полностью остынут, сделать ганаш (мелко нарубить шоколад, чуть растопить его в микроволновке, довести до кипения сливки с кофе, постепенно лить в шоколад, размешивать до гладкости) и залить верх каждого капкейка.

На 22–24 капкейка вам понадобятся:

170 г сливочного масла,

4 больших яйца (она так и сказала мне: «больших яйца»),

2 ст.л. растворимого кофе,

1 чашка молока, ваниль (можно обойтись),

1/4 ч.л. соли,

почти 2 чашки муки,

1 чашка сахара,

2 ч.л. разрыхлителя плюс для пропитки 1чашка эспрессо или готового к употреблению растворимого кофе.

Еще ганаш – 1 чашка нарубленного шоколада,

1 чашка или чуть больше густых сливок,

1,5 ст.л. растворимого кофе.

Курник для Евтушенко

Папа с Евтушенко в 50-х…

…и в 80-х

Евтушенко бывал у нас и по-дружески, и по-соседски. Он жил на соседней улице, в пяти минутах ходьбы, и появлялся чаще просто так, совсем без дела. Всегда какой-то разноцветный, крадущийся, размахивающий руками, будто пытающийся всех разом отогнать или обнять, по настроению. Читающий стихи, свои и чужие. Ревнующий и сильно, если внимание оказывалось кому-то другому, а не ему. Вероятно, ему казалось, что в этом мире больше никого, кроме него, нет, кто соответствовал бы таким высоким стандартам. Они часто с папой устраивали своеобразные дуэли – один начинал читать, скажем, Бориса Корнилова или Васильева, другой подхватывал. И так до того неловкого момента, когда строчка кем-то забывалась. Если отец читал свои стихи и они кому-то из присутствующих нравились, Евтуху становилось физически больно, чужого успеха он не выносил. Обычно ретировался. Просто вставал и уходил, очень по-детски. В зрелом возрасте была отмазка, что пора укладывать детей. Был со странностями, не как все, интересным и штучным. Вел себя по-разному, по-евтушенковски. Иногда провоцировал, брал на «слабо».

– Вот ты ж испугаешься, не пустишь Робу ради хохмы залезть на крышу Театра на Таганке и прокричать оттуда что-нибудь антисоветское? – однажды спросил у мамы.

– Конечно, не пущу, – спокойно и просто ответила она.

Спора даже и не получилось. Другой раз поспорил, что выпьет придуманный им коктейль – пиво с кефиром. Выпил. Получился, как выяснилось, прекрасный очистительный рецепт. Больше на рожон со своими придумками не лез.