Жили-были, ели-пили. Семейные истории

Пару раз прилетал к нам в Дели и Ленечка Рошаль. Мы всегда ездили его встречать к самолету. Он приезжал, как Дед Мороз, с подарками и привозил чемоданы, набитые колбасами, хлебом, банками с домашним вареньем, коробками с шоколадными ассорти, сыром, газетами и журналами, книгами, письмами из дома. А однажды, прилетев под Новый год, по-настоящему оправдал свое звание Деда Мороза – притащил в Индию невиданное дерево: маленькую, настоящую, вкусно пахнущую детством, елочку! Как его пропустили через все границы и таможни – одному богу известно, но ведь было же! И елка эта, как и положено в анекдоте, стойко вытерпела в индийской жаре до 8 Марта. А потом была торжественно сожжена, как, собственно, и положено в Индии.

Мутная вода Ганга

Вечерний Ганг

Вообще-то эта командировка в Индию дорого обошлась здоровью всей семьи. Я переболела какими-то отвратными экзотическими болезнями, умудряясь после выздоровления сразу подхватывать что-то еще. Видимо, мой слабенький московский иммунитет опупел от количества индийских бактерий и вирусов и сдался в первую же неделю. Да и Димка не отставал.

Мы прилетели в Дели буквально за несколько дней до начала сезона муссонных дождей, когда накопленная за лето пыль, еще не смытая в сточные ямы потоками, лежала повсюду жирным слоем. В пыль на пятидесятиградусной жаре превращалось все – трупы беспризорных коров и собак, которых никто никогда не хоронил, остатки еды, выброшенные просто так в окошко, и любые отходы человеческой деятельности – каждый день я наблюдала чью-то какающую задницу у дороги – не в кустах, нет, там змеи и неудобно, а именно у дороги. Что естественно, то не безобразно – главный индийский лозунг. Тем более что лицо отвернуто, ну а попа… Она у всех одинаковая. Потом все это высыхало и превращалось в пыль.

Вот сразу по приезде я увидела в окошко, как красиво шевелится листва, как качаются на ветру деревья, будто перед грозой, и решила выйти на улицу вдохнуть озона. Вдохнула. На следующий день с амебиазом загремела в больницу. Вдохнула, видимо, во время озонотерапии какую-то заразную амебу. Подробности не рассказать – толчок, капельницы, анализы, тошниловка. Месяц в таком полуобморочном состоянии.

Потом, после больницы, стала беречься – заставила Камчу мыть фрукты-овощи карболовым мылом, кипятить долго воду. Фрукты по совету старожилов надо было сначала замачивать в мыльной воде, а еще лучше в стиральном порошке, потом хорошенько сполоснуть кипяченой водой, обдать кипятком и минут десять подержать в сильном растворе марганцовки. А из марганцовки получившуюся гадость можно было уже есть, не вытирая. Зато с мясом не так интересно: его надо было вымыть в марганцовке и заморозить на несколько дней. По идее вся зараза должна была умереть от холода и неожиданности. А потом мясо оттаять и варить – жареное есть не рекомендовалось. И правильно – однажды, когда мы правила этого еще не знали, Камча поджарил нам буйволятину, в которой были цисты с личинками не то овода, не то еще какой пакости. Жаренные, уже, правда, в маслице… Говядины не было как таковой в принципе: она ходила в образе святых коров по улицам Дели, обвешанная гирляндами оранжевых цветов, и смотрела на всех сонными красивыми глазами с длинными ресницами. Коровам даже не сигналили, когда они перегораживали улицу – ждали, пока сами уйдут. И буйволятина была единственно возможным красным мясом, но она ни в какое сравнение с говядиной не шла – жестковатая, волокнистая, испещренная, как сеткой, какими-то тонкими нитями. Хотя, по идее, ее можно было есть даже сырой – в татарском бифштексе, и вяленой и приготовленной, как привычное мясо.

Наше письмо Лидке

В общем, береглась, как могла, даже зубы чистила кипяченой водой, а когда принимала душ, то безумно боялась, что какая-нибудь случайная капля попадет в рот. Перед каждой едой мы с Димкой пили порцию виски по совету старших спившихся товарищей, но с научным объяснением – надо создать в желудке щелочную среду, чтобы все бактерии к чертовой матери сдохли. А на ночь выпивать немного джина, опять же с обоснованием – джин сделан из можжевельника, и ночью через поры будет выделяться неуловимый запах, который категорически отпугнет малярийных комаров. Обязан просто отпугнуть. И надо сказать, следуя проверенным заветам этих самых старших товарищей, мы-таки стали болеть намного меньше. Хотя, конечно, страшно было спиться. Бог миловал, удержались. Но на глазах уходили журналисты, посольские, все, кто следовал этому правилу. Уходили не то чтобы насовсем, но становились дополнением к бутылке, ломали себе печень, семью, карьеру, жизнь. Не удерживались. Ездили в соседний штат после 23.00 за бутылкой мерзкого местного подобия виски, который продавался там круглосуточно. Душа горела, а как же.