Жили-были солдаты

— Коля, — спросил вдруг капитан Насибулин и даже остановился, потому что в голову ему пришла странная мысль, — ас кем наши вчера играли?..

— С кем — с танкистами.

— А у них там в воротах случайно стоял не… — Капитан Насибулин заглянул в газету. — Не ефрейтор Оленич?

— Оленич. А ты его знаешь? Классный вратарь, между прочим.

— Коля, это друг моего младшего сержанта Чудика.

Теперь капитан Зацепин тоже остановился.

— Я же говорю: твой Чудик — псих. Друзьям он, видите ли, голы забивать не может. Давай отправим его на гауптвахту, а?

— Нет, мы не будем отправлять его на гауптвахту. Я своих музыкантов в обиду не дам. Мы будем хлопотать о предоставлении ему отпуска. С чего ты начинаешь свой день?..

— С физзарядки, — ответил раздосадованный Зацепин.

— А надо начинать с газеты. На, почитай.

И капитан Насибулин протянул ему свежий номер газеты.

3

Через несколько дней младший сержант Чудик уезжал в Ленинград.

Командир танкового полка — в виде поощрения — наградил ефрейтора Оленича десятью сутками отпуска.

Командир парашютно-десантного полка полковник Яковенко ограничил отпуск Чудика неделей. Видно, три дня пошли в счёт незабитого гола.

Когда полковник спросил, почему Чудик никому ничего не говорил вплоть до появления газетной статьи, Чудик удивился:

— Да о чём я мог, товарищ полковник, говорить? Ефрейтору Оленичу я только мешал — висел на подножке и всё. Он и в воду велел мне прыгать, чтоб от меня избавиться. Но вы не беспокойтесь, я его уже предупредил: ещё раз неудачно выскочит из ворот — гол я ему забью. Теперь, конечно, уже по возвращении из отпуска…

ТЫКВОЧКА

1

С недавних пор командир музыкантского взвода капитан Насибулин стал замечать, что его подчинённый рядовой Карымшаков резко изменился: стал, что ли, более задумчивым, даже нервным, стал натыкаться на товарищей и старших офицеров (что вообще недопустимо), плохо есть, плохо спать, а в самые ответственные моменты, когда краса и гордость парашютно-десантного полка духовой оркестр под управлением капитана Насибулина замолкал, вдруг словно просыпался и делал тарелками запоздалое «дзинь» или «бум».

К тому же скопились и другие факты, на которые просто нельзя было не обратить внимания.

Так, во время развода караула, когда и начальник, и помощник, и разводящие, и будущие часовые, и оркестранты, подбадривавшие своей музыкой заступающих в наряд, одинаково мокли на плацу под проливным дождём, возле рядового Карымшакова появлялся неизвестный в резиновых сапогах и тюбетейке и заботливо раскрывал над Карымшаковым зонт.

А дождь барабанил по спинам и фуражкам, проникал в сапоги и карманы, заполнял пилотки и раструбы духовых инструментов.

Один Карымшаков стоял сухим под дождём.

Правда, он при этом сильно краснел и даже довольно невежливо говорил незнакомцу: «Уходи немедленно!»

Но на душе присутствующих всё равно оставался неприятный осадок: если условия созданы для всех равные, почему рядовой Карымшаков должен находиться под персональным зонтом?..

Что касается неизвестного, то он, взглянув с непередаваемой грустью на Карымшакова, тотчас же уходил. А если быть точным, то растаивал, исчезал, испарялся за завесой дождя.

Факт второй. Некоторое время тому назад возле контрольно-пропускного пункта полка, то есть буквально в каких-то двадцати метрах от въездных ворот, расположился некий неизвестный в тюбетейке и с большим сапожным ящиком. На ящике было написано: «Бесплатные услуги. Чистим сапоги».

Было установлено, что сапоги неизвестный чистит (во всяком случае, пытается чистить) только рядовому Карымшакову. Когда же и другие старались подсунуть, тут же вывешивал табличку: «Обед».

Говорят, рядовой Карымшаков демонстративно и с особым старанием надраивал свои сапоги ваксой на виду у неизвестного и при этом обращался к последнему со следующими непонятными словами: «Ну что, выкусил?..»

Неизвестный смотрел на действия рядового Карымшакова с невыразимой грустью.

Факт третий. Во время строевых занятий, когда нещадно палило солнце и всем музыкантам, включая капитана Насибулина, очень хотелось пить, когда даже вороны попрятались, а спасительную тень — против всех законов физики — отбрасывала почему-то только длинная и тощая фигура капитана Насибулина, появилась тележка с газированной водой. Толкал её неизвестный в тюбетейке.

Он подрулил прямо к рядовому Карымшакову, налил полный стакан и протянул — искрящийся, холодный, с лимонным соком:

— Пей.

— А остальным? — строго спросил Карымшаков.

Неизвестный тут же повесил табличку: «Обед».

Тогда рядовой Карымшаков молча отстранил стакан и коротко сказал неизвестному:

— Уходи.

Неизвестный посмотрел на Карымшакова с невыразимой грустью.

Факт четвёртый: странное происшествие на почте.

По словам заведующей, рядовой Карымшаков трижды на дню отправлял одну и ту же бандероль и она трижды непонятным образом выскакивала из опломбированного и опечатанного почтового мешка обратно. По свидетельству заведующей, Карымшаков отбивался от настырной бандероли двумя руками. Однако — и это заведующая твёрдо помнит — бандероль в итоге победила: Карымшаков сунул её под мышку и, чуть ли не рыдая, ушёл.