Жили два друга

Демин брел по лесной опушке, незаметно для себя углубляясь в чащу. На западе догоревшее солнце оставило буро-красную полоску, и она ярко освещала рыжие стволы пахучих елей, а стволы берез заставила полыхать, как на пожаре. В этих багряных отблесках Демин в увидел сидящего к нему спиной на расстеленной плащпалатке Пчелинцева. У него на коленях лежала раскрытая клеенчатая тетрадь: он быстро заполнял очередную страницу. Чуть-чуть шевелились припухлые губы, будто хотел Пчелинцев произнести вслух то, что записывал, и не успевал за стремительной скоростью карандаша.

[I опять мягкое, одухотворенное лицо стрелка приятно поразило Демина. "Какой молодец! Какой упорный!"

Но вот карандаш замер, словно стомалось его острие.

Пчелинцеъ поднял его вверх, потом прижал к губам и долго-долго думал. Демин хотел подойти незаметно, по ветка хрустнула под его ногой, и Пчелипцев обернулся.

- Ах, это ты. Как уссурийский тпгр подкрался.

- Преувеличиваешь, шел без всяких предосторожностей. - Демин приблизился к сержанту и нерешительно заглянул через плечо в тетрадь. - Ну, как пишется, дружище?

- Сегодня ничего, - охотно ответил Пчелинцев. - Пять страничек прибавил, а дальше уже ие пошло. Да и свет, как видишь, начинаем тускнеть над нашим миром.

Посмотри на березки, они все в крови. Как узпики в белых халатах, которых в концлагере расстреливают. Пять страничек под естественным освещением - эго хорошо.

Будут силы, я ещё сегодня ночью пару под искусственным светом к ним прибавлю. Мы, кстати, "летучую мышь" достали. Это все хозяйственный "папаша" Заморин отличается. Так что, если ночью в гости придешь, артиллерийской гильзы больше не увидишь. Выбросили.

Демин присел рядом на плащ-палатку, весело поинтересовался:

- Как же ты свой труд конспирируешь? Или ребята уже догадываются, что книгу пишешь?

- Какое там, - беспечно рассмеялся Пчелинцев. - "Папаше" Заморину я объяснил, что пишу письма маме.

Каждый день пишу. Он человек положительный и к сыповпему долгу относится со святым уважением. Хуже с Рамазанокым. Хитрый татарин. "Слушай, говорит, что ты за моду выдумал каждый день письма писать, да ещё в бухгалтерской кнпге какой то? Вчера маме писал, сегодня маме, завтра тоже маме? Ой, хитрый ты человек.

Наверное, одной любимой милашке пишешь, а делаешь вид, что "маме".

- И ты что же?

- Сознался, - хлопнул себя по коленке Пчелияцев. - Сказал, что милашке пишу. Он и отстал. Спасибо, что Зара к нам в землянку не ходит. Давно бы сообразила в чем дело, - нежно прибавил стрелок.

- Нам пора и на ужин, - сказал Демин.

- Пора, - равнодушно согласился Пчелинцев, и по взгляду его больших, затуманенных мыслью глаз понял Николай, как ему сейчас безразличны и этот лес, и догорающий закат, и предстоящий ужин. Леонид поднял с земли плащ-палатку, накинул на плечи, и они зашагали.

Шуршала плащ-палатка, когда они, сокращая путь, продирались сквозь кустарник, шуршали опавшие листья под ногами.

Две красные ракеты осколками посыпались на пожухлую осеннюю траву аэродрома. Они приказывали двенадцати экипажам занять готовность номер один.

Летчики и стрелки бросились по кабинам. Целая эскадрилья должна была лететь на сложное и ответственное задание. За Варшавой, распростершейся в черном пепле, за широкой быстроструйыой Вислой, близ города Коло, на одном малоприметном разъезде враг сосредоточил пять эшелонов. Об этом по рации передали из-за линии фронта наши разведчики. И ещё они передали, что из этих пяти эшелонов один загружен баллонами с химическим веществом, неизвестно для чего предназначенным. Показывая экипажам схему расположения зенитных батарей, сообщенную теми же разведчиками, полковник Заворыгин, сжимая губы, говорил:

- Видите, их сколько, ребята? Если одновременный патрадительный залп дадут, небо как при солнечном зазмепии будет. Но вы все равно должны пробиться и накрыть бомбами цель. Потому что дело такого рода: война идет к концу, и этот психопат Гитлер любой фортель со своим химическим веществом может выкинуть. Так что я вас прошу, товарищи офицеры.

Демин со всех сторон обдумал задание. Где-то в душе шевельнулся приглушенный голосок командирского самолюбия, заставивший подумать, что он бы и всю эскадрилью не хуже сводил на цель, чем Чичико Белашвилп, которому это поручили. Изменил бы только построение маршрута при заходе в атаку, и все бы вышло как нельзя лучше. Но он тотчас же погасил в себе этот тщеславный огонек. Своего воздушного стрелка Демин тоже со всеми деталями ознакомил с планом налета на станцию. И вое же, когда две красные ракеты прочертили воздух над аэродромом, прежде чем занять свое место, подбежал к хвосту самолета, чтобы ещё раз напомнить Пчелинцеву некоторые детали. Картина, которую он увидел, заставила его опешить. Сержант с пилоткой в руке бегал вокруг киля штурмовика, то и дело припадал к земле, пытаясь кого-то накрыть.

- Ты чего? - остолбенело промолвил Демин.