Жили люди как всегда. Записки Феди Булкина

Только одному из нас повезло в этом смысле – Федору Михайловичу, совершенно нечаянно: красили прошлой весной у газонов эмалью забор, в лужу краски разлитой он сослепу вляпался, так и вот до сих пор след зеленый его, нестираемый, тротуаром тянется к проходной. Хоть и помер уже тот наш Федор Михайлович, а память держится до сих пор. И вот так идешь, бывает, к учреждению или, слава господи, от него и, увидев след, вздохнешь и подумаешь: повезло!

Уходил же когда, что тоже нам крепко о нем запомнилось, сказал, «на минуточку», но и так не видели с тех пор мы его никогда. Вот и я встану тоже сейчас, выйду без объяснения, прошуршу бахилами вниз по лесенке… На одну минуточку, без следа. 

* * *

Всем оставить след в этой жизни хочется, не пройти по полю обочиной, пыль пыля, чтоб не только прочерком, но хоть очерком, хоть чтоб справкой в Википедии, кто ты был. Еще в детстве, помните, как мечтается? «Вот умру я, все они обо мне пожалеют…»

А Семен Алексеевич Ежиков что ходил по ней, по земле, что не ходил. «Здравствуйте, до свидания, дорожает хлеб, а погода хорошая, осень, значит, скоро весна…»

Как по травке прошел, травка быстро встает за шагами. Все по ней, все за ней.

Вышел тихо Семен Алексеевич, ни долгов, ни должных, ни сирот, ни вдов, никому себя не напомнив, не добавив кротким уходом своим миру этому горя вечного расставания, без обиды вышел на жизнь, на нас, на людей, что мы его не запомнили, не заметили. Дверь не хлопнул, тихо прикрыл. Никого не заставив плакать, без следа ушел Семен Алексеевич, светлая ему память.

Папе

И спрошу когда-нибудь Господа: «Господи! А бывал ли Ты в наших двориках, как черемуха зацветет?» «Не бывал», – ответит, наверное. Я тогда ему: «А на мягком дарницком пробовал свежей докторской или любительской? А картошечки с рыжиком маринованным ты хоть пробовал? Чтоб так, знаешь, с селедочкой иваси…» Скажет он, наверное, что не пробовал. «А когда у нас осень, видал ли ты наши клены…» И ответит он: «Не видал». И тогда скажу ему: «Зря! А вот если б видел ты осенью наши клены, знал бы ты, что у нас отнимаешь».

Ф.М. Булкин

Двадцать лет и три года, за исключением отпусков, по болезни и праздничных, в любую погоду делал Вадим Николаевич от корпуса по территории порядочный крюк, выходя из третьего КПП, садился на остановке на лавочку и, ожидая автобуса, смотрел через дорогу на обычное панельное здание, второе окно сразу, справа от подъезда. Кто жил там, Вадим Николаевич не знал, ему представлялось, что очень хорошая, красивая женщина. Мало ли, что таких не бывает на свете, это ведь только представлялось ему…

Приходилось окно прямо против Вадима Николаевича, на подоконнике стояло растение, сидела хохломская деревянная кошечка.

Был у Вадима Николаевича твердый уговор с собой – выходить всегда так, за пятнадцать минут до расписания автобуса, специально чтобы оставить времени краешек посидеть и посмотреть на окошко. Об уговоре этом он не заикался с самим собой, делая как решено; всегда жил в Вадиме Николаевиче Вадим Николаевич умней его, который ругал за глупости шляпой и мямлей. Но и даже когда интересовались другие, спрашивая, почему не ходит он через центральное КПП, где ближе и автобус подходит к площади от конечной пустой, Вадим Николаевич отвечал, что ему так удобнее, оставляя спросивших в недоумении.

И в юбилеи начальников, и в маленькие именинные или похоронные праздники, даже пьяненьким, даже крепенько, вели Вадима Николаевича верные ноги тротуаром через третье КПП, осторожно усаживали на лавочку, против окошка, и зимой за рыжими занавесками горел зеленый абажур, и он смотрел безотрывно из снежной вечерней завеси.

В двух шагах от остановки, еще годах в восьмидесятых прошловековья, был установлен светофор, большая пешеходная редкость нашего города, со специальной кнопочкой, переключавшей с красного на зеленого человечка, из тех, какие с тайной злорадностью вдавливают указательным пальцем исключительно все безлошадные.

Весной и в золотые денечки лета и осени, когда сердцу развесело, Вадим Николаевич, не дожидаясь автобуса, как и все, с удовольствием нажимал эту кнопочку и переходил, косясь на остановленные автомобили щеголем, побаиваясь лишь того самого, кто так обидно всегда подмечал в нем все его дурости.