Жилище Шума

На какое-то время разговоры в корчме поутихли, все смотрели на гостей, кое-кто даже вышел вон, потому что общество Фрола с дружками не всем было по вкусу. Впрочем, скоро корчма опять гудела, как ни в чем не бывало, все обсуждали сегодняшние пляски скоморохов за Северными воротами.

– Уж он и так, и этак, и с подскоком, – вещал один из гончарного конца, другому, не попавшему на представление.

– Да ты что!

– А потом как начал петь, я со смеху чуть штаны не потерял. Не пускает, мол, меня мать, а я сигану в окно, и все тут!

– Да ты что!

За разговорами и пивом никто не заметил, как в корчме появились двое, кого тут и быть не должно. Парень с девушкой годов по шестнадцать, вошли и тихонько-тихонько по стеночке стали пробираться вглубь. Девушка мяла в руках шапку и озиралась по сторонам, парень же заприметил освободившееся местечко и, взяв свою спутницу за руку, направился туда.

– А вы чего тут? – перехватила их кухарочка, выбежавшая из подсобки.

– Нам бы Евстафия, здешнего хозяина, спросить, – сказал парнишка.

– Евстафия им подавай! – закатила глаза кухарочка, – а, может, еще князя Всеволода подать прикажете? Под яблоками. Вас вообще тут не должно быть, малы еще, по корчмам шарахаться!

– У нас дело к нему, – отвечала девушка, – очень надо с ним потолковать. И ничего мы не малы, мне осемнадцатый год уже.

– Если очень надо, подождите, – сдалась кухарка, решив, что пререкаться со всякими недорослями не ее забота, – Евстафий Митрофанович сейчас заняты, важных гостей обслуживат. Если угодно вон садитесь, место освободилось, это ежели вы кушать чего желаете. А если нет, выметайтесь вон, потом приходите. После закрытия.

– Желаем, – сказал парень.

– Богатый что ли? – прошептала ему девушка. – Совсем денег не жалко?

– Не шуми, – ответил парень, – садись. Они закрываются поздно.

Сели на скамью, друг напротив друга. За длинным столом так же помещалась шумная компания гостей из Новограда, они заходили в «Кабанье Брюхо» каждый раз, как приезжали на ярмарку в Искону. Не сказать, что в Новограде ярмарка была хуже, но пиво, что варили здесь, было гораздо вкуснее. Евстафий не делился своими секретами.

– Эй, хозяин, а музыки у тебя пошто нет в твоем крысятнике? – заорал Фрол Никодимович, ударив кулаком по столу, – я тебе в прошлый раз говорил, чтоб музыка была. Ужо я тебя! – начал вставать, но товарищи его кое-как угомонили.

Евстафий отрядил ту молодую служанку, что справлялась о перепелах, обслужить важного гостя, и вернулся к своему товарищу.

– Я говорю тебе, все это вздор! – сказал конюший тиун, – а ты как знаешь. Вот сейчас бедняга горе пивом заглушает, а завтра как пить дать, по миру пойдет, когда похитители выкуп запросят.

– А за Тараску тоже, значится, выкуп? Так что ли?

– А я почем знаю. Сам спроси, вон кузнец-то сидит смурной рядом с новоградцами. Эй, Горазд, чего невесел?

Кузнец поднял на них угрюмый взгляд, но ничего не ответил.

– У него сын пропал, а туда же. Пиво хлестать, – махнул на него рукою Осип.

– Евстафий Митрофаныч к вам позже подойдет, – сказал Егорка, подав новоприбывшим две кружки кваса и каравай с одной кабаньей ляжкой, все вытянуло на четвертак. Вот это еда так еда, не то что черствый Тришкин хлеб с талой водой. Уллин живот нещадно бурлил, требуя наполнить его чем-то существенным.

– Чего ж ты сразу не сказала, что голодная, – упрекнул ее Данила, – вот ведь!

– Меня вчера накормил один паренек, поделившись черствым куском хлеба, – сказала ему Улля, – оказалось, это был последний кусок в его доме. Как же выходит, что кто-то кушает кабаньи ляжки, а кто-то перебивается сухарями?

– Урожай погиб в этом году, – сказал человек, сидевший к ним спиной. Улля прикусила язык, не следует слишком громко говорить в людных местах, – вот крестьяне и бедствуют. Зато корчмарей и торгашей беда не коснулась, даже наоборот, кто-то заранее скупил остатки ячменя и варит пиво впрок.

– Кузнецов-то беда тоже не задела. А, дядька Горазд? – сказал ему Данила, – как нынче булат, имеет спрос?

– Спрос-то есть, как не быть. Да только вот, – кузнец мотнул черной бородищей, махнул в себя остатки пива и замолчал.

– А что такое, – спохватился парень, – случилось чего?

– Сынишка мой пропал, – сказал кузнец, пересаживаясь за их стол, с видом человека, наконец нашедшего, кому можно излить накипевшее. Улле с Данилой пришлось ужаться. Новоградские было запротестовали, но здоровенный, как медведь, Горазд на них цыкнул и ропот стих. Никому не хотелось испробовать на себе его кулачища.

– Тарас что ль? – удивился Данил, – как же так? Куда пропал?

– А пес его знает. Сказал, что в скорняцкий конец пойдет к товарищу, вышел вечером и не вернулся. Второй день вот нету.

– Да вернется, куда он денется, – успокаивал его Данила, – я ж Тараса знаю, он парень неспокойный, небось опять котов гоняли по закоулкам, как той весной.

– Так-то оно так, но в тот раз Тараска вернулся на следующий день, а таперича два дня где-то пропадает. К тому же я сам лично ходил в тот конец, и товарищ егойный говорит, что не заходил он к нему.

– Может еще куда пошел? Мало ли.