Жилище в пустыне. Изгнанники в лесу

Ягуары также навряд ли забрели бы сюда, и это было последним доводом, склонившим дона Пабло пристать к мысу и провести на нем ночь.

Плот поместили за мысом, выше по течению, чтобы его не унесло, и, когда все сошли на берег, Гуапо вместе с Леоном отправился за дровами в лес, находившийся не больше, чем в ста метрах от берега.

По дороге они обратили внимание на особую породу пальм, которых до тех пор ни разу не встречали. Высокий ствол этих деревьев был увешан шаровидной кроной крупных перистых листьев. Ствол этот очень тонкий по сравнению с высотою, сверху донизу усеян длинными, расположенными кольцеобразно шипами; в густой зелени листвы желтеют огромные кисти плодов, похожих на персик, и каждый величиной с абрикос, почему это дерево и носит название «пупуна» или «перихао», то есть персиковая пальма.

Гуапо знал, что эти плоды замечательно вкусны в печеном виде, и решил запастись ими на ужин. Индейцы очень любят их и разводят целые плантации перихао вокруг своих селений. Но так как добраться до верхушки этих деревьев очень трудно, они привязывают от одной пальмы к другой поперечные палки, образующие нечто вроде лестницы. Что же касается Гуапо, то для него единственным средством достать вожделенные плоды было только срубить дерево.

Он остановил свой выбор на самой молодой пальме, так как даже нестарые деревья этой породы уже настолько тверды, что острие топора притупляется с первого же удара. Быть может, это самое твердое из всех деревьев Южной Америки. Индейцы пользуются его шипами как иголками, чтобы накалывать кожу при татуировке; впрочем, и другие части этого красивого дерева находят себе у них полезное применение.

Ара и другие птицы, питающиеся плодами, предпочитают пупу ну всем остальным видам пальм. Однако если не считать человека, то из всех живых существ только птицы могут пользоваться ее плодами, так как шипы, покрывающие ствол, делают дерево недосягаемым для самых искусных лазунов. Тем не менее, невзирая на это препятствие и на высоту ствола, плодами пупуны умудряется лакомиться особая порода обезьян, никогда не упускающих случая сделать это, как только он им представляется.

Гуапо и Леон вернулись к месту ночлега, нагруженные дровами и плодами; развели большой огонь, поставили на него котелок, и все уселись в ожидании, пока сварится ужин.

В то время как они сидели спокойно, обмениваясь впечатлениями сегодняшнего дня, до их слуха донесся странный шум: резкие крики и писк перемешивались с ревом, лаем и бормотанием, к которым иногда присоединялся треск валежника и шелест листьев. Этот загадочный шум был бы совершенно непонятен для наших путешественников, если бы Гуапо не объяснил, что это пробирается стадо обезьян, в которых, по их крикам, он узнал маримонд.

Маримонды¹¹⁴ – ненастоящие ревуны, хотя и принадлежат к одному с ними семейству. Они являются разновидностью подотряда четырехлапых, называемых так вследствие недоразвития большого пальца. Зато из всех цепкохвостых обезьян у маримонд хвост наиболее сильно развит; они пользуются им при перепрыгивании с дерева на дерево, хватают им предметы, до которых не могут дотянуться передними лапами, и виснут на нем, уцепившись за ветви, причем сохраняют это положение во время сна и даже иногда после смерти.

Встав на задние ноги, маримонда имеет около метра в высоту; это одна из самых крупных разновидностей обезьян Нового Света; длинный хвост ее у основания очень толст и к концу постепенно утончается; он совершенно лишен шерсти и на внутренней стороне, которою цепляется за ветки, покрыт мозолями. В общем, маримонда далеко не блещет красотой: ее длинные, худые руки с кистями без большого пальца придают всей ее фигуре непропорциональный вид, что еще усугубляется несоразмерной величиной хвоста. Шерсть маримонды темно-кофейного цвета, на спине и верхней части тела красноватая, причем на шее и спереди этот оттенок становится бледнее, что дает повод в некоторых местностях испанской Америки называть маримонд «обезьяна замбо», так как замбо называют помесь индейской крови с негритянской.

Шум, который слышали наши путешественники, доносился с берега реки и возрастал с каждой минутой: это доказывало, что обезьяны приближаются. В самом деле, через несколько мгновений они появились, и наши герои с любопытством смотрели на оригинальный способ их передвижения.

Маримонды никогда не спускаются с деревьев, по которым они лазят с быстротою белки, чтобы не сказать – с быстротою порхающей птицы. Когда им приходится перебираться с одного дерева на другое, они цепляются хвостом за ветку, на которой сидят, и, оттолкнувшись от нее, устремляются вперед, так что ветка в данном случае действует как пружина, перебрасывая их на первый попавшийся сук другого дерева, за который они хватаются своими длинными, худыми руками.