Жёлтые розы для актрисы

— Не врал, так соврешь, — проговорила Анфиса, растирая грим по лицу. — Мальчик, знаешь, сколько жизней я прожила? Не думай, что растаю, увидев букет в руках симпатичного молодого человека. Меня не прельстишь лестью, потому что про жизнь я знаю все. Но за цветы спасибо, садись и по-честному колись, что тебе нужно.

Крутая женщина, подумалось Иннокентию, с подобным характером он не сталкивался, потому озадачился: как с ней контачить? Откровенными в наше время бывают только дураки от рождения, а умные в состоянии обвести слабую женщину вокруг пальца. Но как быть с такой же умной? Для начала он воспользовался приглашением. Гримерка тесная, рассчитана на двух актрис, соседка не занята в спектакле, ее стулом и воспользовался Иннокентий, усевшись немного позади Оленевой, общаться с ней пришлось через зеркало.

— Ну? — произнесла она, не отвлекаясь от грима. — Что там у тебя?

Собственно, ничего нет предосудительного, если он спросит напрямую, каная под простачка:

— Что вы думаете по поводу упавшего софита?

— А почему ко мне… Постой, постой! — Анфиса полностью повернулась к нему с коварной улыбочкой. — Саша, да? Она твоя… м… девушка, да?

— Нет, не моя. Пока. Но она мне нравится. Очень. Саша считает, что фонарь грохнулся случайно…

— А ты так не думаешь? — в удивлении подняла брови Анфиса.

— Я… м… сомневаюсь. Мои сомнения ни на чем не основаны, это так… от беспокойства за Сашу. Ну, правда, сидит себе девушка каждую репетицию в кресле, ждет своего выхода, и вдруг — ба-бах! Фонарь падает прямо на сиденье, где она сидела всего секунду назад. Это как?

Пусть считает его влюбленным без памяти — от него не убудет, а сердце женское должно размякнуть, ведь любовь и все такое для противоположного пола — ведущая линия жизни. Но в Оленеву боги вложили чуточку другую программу, наверное, нечаянно перепутав ее с мужиком, именно поэтому Анфиса была далека от умиления:

— Ты понимаешь, что твои слова звучат… обвинительно?

— В каком смысле? — прикинулся шлангом Иннокентий.

— Ну, получается, ты подозреваешь, что кто-то в труппе подстроил падение софита. — Поскольку он молчал, что само по себе ответ, она продолжила: — Если еще проще, то некто из нашего театра решил уничтожить Боярову… Надеюсь, ты не думаешь, что софитом управляла я?

— Нет, конечно, — сказал Иннокентий, и его нельзя было уличить в неискренности. — Иначе я бы не пришел к вам.

Она снова развернулась к зеркалу лицом, продолжила накладывать грим, между делом рассуждая:

— Понимаешь, на моей памяти подобных падений не было, да и в истории театра вряд ли найдется идентичный случай, если только не землетрясение. Артисты народец паршивенький, но покушаться на чужую жизнь… это розлив голливудских легенд.

— Исключаете актеров? — уточнил он.

— При всей моей нелюбви к братьям по ремеслу, исключаю. Они способны на мелкие подлости в каком угодно количестве, но совершить нечто глобальное, что изменит сразу не только их, но все вокруг них, это равносильно подвигу, правда, со знаком минус. Видишь ли, те, кому есть что терять, дорожат и куском прокисшего пирога, рисковать они не любят, особенно, если риск ничего существенного не даст.

— Старые актеры — согласен, а молодые? Которые даже не учились? Они ведь другие, приоритеты старшего поколения для них — ничто, а гаджеты, точнее, соцсети с игрушками, где мочат в виртуальном мире врагов, натаскивают психологию не уступать ни на йоту, ни в чем! А все, кто хоть немного ломает их планы, подлежат уничтожению, как в локациях. Если что-то пойдет не так, можно пройти квест заново — так им кажется, по-другому мыслить многим уже сложно. Так и стала жестокость нормой. Гнилая отмазка — будто это нарушения в психике, в подобных утверждениях заинтересованы врачи, им же нужно лечить, но отсутствие морали не вылечишь, она воспитывается. К сожалению, это данность.

Оленева перестала рисовать лицо, с интересом рассматривая отражение молодого человека в зеркале. Собственно, люди, с жаром и убеждением доказывающие свою точку зрения, либо пугают, либо раздражают, либо восхищают (таких меньшинство). Темперамент и напор — экзотическое состояние, нормальному человеку вписаться в данный режим некомфортно, но Анфиса сама жонглирует эмоциями на сцене, страстями не шокируешь актрису, ее другое изумило:

— Смотрю на тебя, Иннокентий, и думаю: у нас все монтировщики из социологов и психологов выбились? Нет, правда, какого черта ты здесь делаешь?

— Меня в ваш город привели личные обстоятельства.