Жёлтые розы для актрисы

— Понятно. Видишь ли, неучей у нас наберется четверть труппы, но должна предупредить: наличие «корочки» не гарантирует, что актер стал профи, зачастую в нашу профессию вступают озлобленные посредственности, трясущие дипломами у каждого носа. И даже эти актеры способны довести — я подчеркиваю — довести (!) человека до гробовой доски, но не уложить его в гроб софитом. Из твоего монолога я поняла, что логику в поступках нынешних молодых людей искать не следует, а все же… давай поищем. Ну, что могла дать смерть Бояровой? У нее здесь одно преимущество: она много играет. Но где? В дырище, выражаясь «светским» языком? А дырища вряд ли вызовет зависть у кого бы то ни было. Хорошо, допустим, кто-то хочет играть ее роли, значит, это женщина. Но у нас не киностудия, где раздают роли, претендующие на мировые шедевры, мы провинциальный театр, потенциальных зрителей около трехсот тысяч, а не миллиарды.

— Вы хотите сказать…

— Цель не оправдывает средства, — заключила Анфиса. — Да и софит весит слишком много для женских ручек, чтобы его сбросить. А теперь иди, иначе я не успею дорисовать второй глаз.

— Угу, — ставя на место стул, кивнул Иннокентий. — Спасибо.

Когда он вышел, Анфиса кинула в коробку с гримом растушевку, которой именно рисуют характерные черты на лице, и задумалась, подперев переплетенными пальцами рук подбородок. Раздался второй звонок, однако времени у Оленевой хватит, нарисовать четыре глаза, ведь первая картина — французский двор, поэтому она взяла смартфон и позвонила. Он не брал трубку.

— Возьми трубку, черт тебя… Алло? Гена, это я… Стоп, не ори, мне нужно тебе сказать кое-что… Да, срочно! Так вот, не одни вы с Яном догадались, что софит упал не случайно и что кто-то в нашем серпентарии не любит Боярову. Очень не любит, до смерти.

Отделившись от стены, подслушивающий Иннокентий на цыпочках отошел от гримерки Оленевой и поспешил на сцену. Саша уже стояла за кулисами в облачении королевы, подойдя к ней, он пошутил:

— В кресло больше не рискуешь садиться?

— Пф! — фыркнула она. — А ты бы сел туда? Только не рисуйся, не люблю понты. У меня ощущение, будто я в стане врагов.

— В сущности, так и есть. Слушай… — Иннокентий подался к ней и зашептал на ухо: — Я тут прозондировал почву у некоторых, индивиды из разных вражеских станов считают, что артисты на диверсию против тебя не способны.

— А кто? — тоном возражения спросила Саша. — Костюмеры? Может, монтировщики? Или уборщицы? Им смысла нет.

— Но если следовать твоей логике, — подчеркнул он слово «твоей», — тогда это артистка, которая хочет играть твои роли. Не мелковато? Для данного учреждения?

— У каждого свой масштаб, — парировала Саша. — И потом, почему обязательно женщина? Почему не мужчина? Может, он помогает своей симпатии убирать соперниц.

— Не буду спорить, потому что одна вещь бесспорна: в театре есть человек, который хочет тебя извести. Первую попытку он осуществил.

— Думаешь, еще осуществит… попытку?

— Уверен. Зачем тогда присылает цветочки с похоронным смыслом?

— И кто-то наблюдал за мной в саду ночью, — согласилась она.

— И сбросил софит прямо на голову, но тебе повезло.

Что тут скажешь? Только — караул! Но лучше про себя, чтобы не дать повода злоумышленнику стать вдвойне осторожней, в этом случае обнаружить его будет сложней. Разумный человек посоветовал бы бросить все и бежать куда подальше, спасаясь, да разве это выход? Удар будет нанесен по всем направлениям: театр останется без репертуара, главреж не заслужил кучу неразрешимых проблем, и Саша об этом подумала в первую очередь; она лишится работы — единственной отрады, в другом месте вряд ли повезет играть такие же роскошные роли. И последнее: а убежит ли она? Мотивировка неизвестна, Саша с Иноком только строят предположения, вдруг все не так, как представляется им обоим? Вдруг этот человек найдет ее даже на Северном полюсе среди льдов? Так какой смысл бежать? Но остаться — это каждую минуту, каждую секунду ждать удара.

Прозвенел третий звонок, в зале смолкал гомон, послышались первые звуки музыкального вступления. Пора было заканчивать с разговорами, и Саша повернулась к сцене лицом. Инок уже достаточно работает в театре, чтобы понять ее, но он взял девушку за локоть и развернул к себе:

— Саша, послушай…

— Извини, мне сейчас выходить.

— До выхода есть время. Тебе нельзя оставаться одной даже на час. Опасно.

— И что? Чему быть, того не миновать.

— Глупая присказка. Знаешь что… Переезжай-ка ты ко мне.

Вон оно как! Собственно, Саша предвидела подобный ход, намекала, что отношений не будет — не понял товарищ намеков. Потому что мозгов все-таки у него маловато будет. Она спокойно, насколько могла, вместе с тем твердо и коротко сказала:

— Нет.

— Саша, не испытывай судьбу…

— Нет.

— У меня три комнаты, выберешь любую…

— Нет.

— Да что ты заладила! Я предлагаю реальную помощь, тебя же… — И еще тише произнес страшные слова: — …могут убить. Здесь завелся конченый психопат, которому не нравится Боярова, она его просто бесит, спать-кушать он не может, пока она жива. Ты понимаешь это?