Жёлтые розы для актрисы

А через два дня Саша прощалась с ним рано утром на автовокзале, находясь под охраной сорокалетнего бурята по имени Ванжил. Несмотря на уверенность, что придурок временно притихнет, Иннокентий позаботился о мерах предосторожности для Саши, администрация неохотно, но пошла на все условия. Никаких репетиций по утрам, только вечерние спектакли, гримерка отдельная для нее одной и запирающаяся на ключ. Настаивал, чтобы она переселилась в его квартиру, но Саша отказалась, должно же быть у нее и в этой ситуации личное пространство со свободой. Иннокентий сел в автобус и отправился в аэропорт, а это другой город.

* * *

Горели свечи в канделябрах. За овальным столом собралась только немногочисленная семья по случаю дня рождения Ирины Федоровны, которая не любила пышные торжества. К чему здесь гости, посторонние люди, если такое маленькое семейство в течение года невозможно собрать вместе? Ей не отказывали, но раз в год. Когда-то раз в месяц собирались на обед, теперь только раз в год на ее день рождения. Но и этот один-единственный раз мужчины не могли договориться между собой и примириться. Три года назад между ними пробежала кошка с глазами ледяной чародейки, кошка бесследно исчезла, распылив вокруг них… ну, до ненависти дело пока не дошло, а вражда существует. Тихая вражда, неприятие, холод парили над изобильным столом. Мужчины почти не разговаривали друг с другом! Своевременно Тамила приехала, ее не надо приглашать, она и сама помнила, с собой захватила Евгению, дочь очень неприятных людей. Первая все же разбавила болтовней поминки, а не день рождения, вторая (ни рыба ни мясо) помалкивала. Пробыли девушки недолго.

— Марик, еще кусочек перепелки? — предложила Ирина Федоровна мальчику, сидевшему рядом с ней в строгом костюмчике и с бабочкой на шее.

Ему семь лет, первоклассник. Непроизвольно она подумала о родных внуках, которых произвел бы на свет Алешка, что они значили бы для нее. Марика любила, такой чудный и красивый парень, но своя кровь, когда узнаешь в глазках, носике или овале личика родного сына… Наверное, она была бы плохой бабушкой, потому что баловала бы ребенка самозабвенно, с полной отдачей.

— Ба, а тортик? — ерзая, намекнул Марик, что перепелками сыт.

— Конечно, дорогой. Вера! Несите торт!

Не хотелось Ирине Федоровне переходить к чаепитию — завершающему этапу торжества, после которого все разбегутся на целый год. Если Роба и мужа она все же видит, то Алешка (родной, любимый, самый лучший в мире) вообще не приезжает, только в день рождения. Как тут не пожалеть, что этот день всего раз в году! Разумеется, она нашла выход: сама стала навещать сына, но он постоянно так занят, что и с матерью поговорить ему некогда… или намеренно избегает всяческих разговоров.

— Так… — нарушил тягостное молчание Алексей, положив ладони на стол. — Поеду я. Отдохнуть хочется, завтра у меня трудные переговоры.

— А чай? — расстроилась мама. — А торт? Мы с Верой старались…

— Останься, надо поговорить, — хмуро бросил Матвей Павлович.

Но форма! Отдал приказ. Сыну. Он же глава, в привычку вошло отдавать приказы и не слышать возражения, притом забыл, что существуют еще и другие глаголы, к примеру, «просить». Ирина Федоровна, не реагирующая давно на мужа, постепенно заводилась.

— Не хочу, — в ответ бросил Алексей отцу с вызовом.

Матвей Павлович не смотрел ему в глаза при встречах, не смотрел и сейчас. А кто прячет взгляд? То-то и оно. Алексей же, наоборот, в упор разглядывал отца с братом — оба сидели напротив. Правда, в поле зрения попадал один из двух, второго загораживал канделябр, но стоило чуть-чуть отклониться в сторону — и другого видишь. После ответа Алексея и братец заныл:

— Ну, хватит уже! Сколько можно на каждое слово реагировать…

— Сколько надо, столько и можно! — отрубил младший брат.

— У тебя паранойя! — буркнул Роб.

Диагноз не возымел действия на Алексея. Он поставил локоть на стол и, указывая пальцем то на одного, то на другого, а для этого нужно раскачиваться из стороны в сторону, чтобы видеть по очереди каждого, отчеканил:

— Пока… я… не узнаю… кто… из вас… подсунул мне подлянку! Вот до этих пор будет можно. Уяснил, Робик?

— Слушай, прошло три года… даже больше! А ты бесишься, словно глупый мальчишка! — справедливо упрекнул брата Роберт.

— Да хоть десять лет! — огрызнулся Алексей и встал, чтобы лучше видеть обоих. — Кто-то из вас. Возможно, желая мне добра! Но подставил меня, окунув в дерьмо, и испортил мне жизнь. Но тайное всегда становится явным.

— Ладно, ладно, — взметнул вверх руки Роберт. — Допустим, узнаешь, и что? Что тогда? Ну что ты сделаешь?

— Вычеркну из моей жизни навсегда и успокоюсь.

Не попрощавшись, Алексей двинул к выходу, Ирина Федоровна побежала за сыном, не могла же она отпустить дитя в таком состоянии:

— Алеша, сынок, ну, подожди!..

— Жду, — одеваясь в прихожей, сказал тот.

— А кусочек торта? Возьмешь?

— Ма, я уже взрослый мальчик. Домой приеду, выпью рюмку водки… а тортик Марику отдай. Не сердись.