Жёлтые розы для актрисы

А вот по поводу «что-то замышляется» — да, в воздухе давно витает нечто дрянное, в труппе какое-то брожение, все шепчутся, озираются, будто готовятся что-то украсть. Что в этом складе бутафории можно украсть полезного — реплику у партнера? Саша из-за своей обособленности плохо понимала данные процессы, спрашивала у Динары, с которой более менее общается. Та философски подошла к театральной атмосфере, дескать, все в бренном мире по-старому: время от времени зреет бунт, потом запал стихает, наступает благостное затишье. Хотя попутно заметила, что у Пинг-Понга терпение неимоверное, он слишком добр к злыдням в труппе. Злыдни, да. Вчера Саша случайно услышала диалог в соседней гримерке, сначала Лада исходила ядом:

— Это же все понты. Сама устроила на себя покушения, думала, как в Москве, все газеты растрезвонят, Центральное телевидение понаедет, и тут она — вся в шоколаде и славе.

— А нашим газетам по барабану происшествия в театре, да и в городе тоже, — сказала звезда нового проекта Алиса. — У нас ничего не происходит, все о’кей.

— Терпеть не могу ложь в любом ее проявлении, — бросила Лада. — Неплохо бы выяснить, чего это она в наш медвежий угол залезла аж из самой Москвы.

Лучше не вникать, не слышать, а просто приходить и играть. Как сегодня. Признаться, на нервы все это действует жутко.

Охранник открыл ключом гримерку и остался в коридоре. Она вошла, на ходу снимая красные перчатки, потом расстегнула молнию сзади и вылезла из красного балахона, оставшись в нижнем белье. Чтобы не задерживать охранников, Саша старалась быстрее снять грим (на сцену казни она «старила» лицо) и одеться — мужикам же нужно ее отвезти, только потом имеют право домой ехать, а у них семьи. Быстро намазавшись кремом, она так же быстро убрала с лица грим салфетками, остальное смоет мылом и водой. Но мыло попало в глаза, Саша шарила рукой по стене, где висело полотенце… и не нашла.

— Черт, я же брала его… (Вовремя вошла Динара за париками.) Динара, подай, пожалуйста, полотенце… мыло чертово… глаз сейчас выест.

Вошел Алексей, а не Динара, он поискал глазами, нашел полотенце на зеркале и сунул ей в руки, потом стоял, обхватив подбородок пальцами и гадая, какая сейчас будет реакция. Саша ничуть не изменилась, пожалуй, лучше стала, чуть-чуть округлилась — в белье особенно заметно.

— Сегодня второй парик чуть не свалился… — бормотала Саша, склонившись над раковиной, то промывая глаз водой, то вытирая его.

Выпрямившись, она возила по лицу и шее полотенцем, тогда-то Алексей и обнял ее со спины. Одно только его слово «Сашка», сказанное на ухо, и она замерла на секунду, потом резко повернулась — в глазах ужас, и… закрыла лицо ладонями. Ну, раз не послала, уже хорошо. Алексей обнял ее, прижал крепко и, целуя в голову, плечи, лоб, насмешливо говорил:

— О, о… Давно не видел, как ты ревешь. Сашка, я не покойник, я живой, не надо меня оплакивать.

Теперь в гримерку вошла Динара, а тут почти голая Сашуля в обнимку с незнакомым мужиком… Она открыла рот, растопырила дивные восточные глаза, а потом тихонько собрала парики, шпильки, ленточки и на цыпочках выскользнула за дверь, улыбаясь.

* * *

Никита только на следующий день наткнулся на подобие женщины с именем Вика, когда обходил квартиры, в которых не застал хозяев. Он собрался звонить, но неожиданно дверь отворилась, и появилась… оно. И оно открыло рот, намазанный яркой помадой:

— Интересуюсь спросить: тебе что?

— Я ищу Викторию Тушину, — сказал Никита.

— Вот она. — И эдак кисть вывернула перед грудью в форме цветка с растопыренными пальцами. — И что хочет юноша?

У Никиты глаза стали квадратными, челюсть отвисла. Да кто бы поверил, что с этой помятой мадам дружила Гела, которую все описывали чуть ли не богиней с характером стерляди, мягко выражаясь. Нет, Виктория не какая-то подзаборная алкота, она как бы с претензией на что-то сугубо светское, гламурное, на моду, шарм, тем не менее алкота стопроцентная. Макияж а-ля папуас Новой Гвинеи, наверное, чтобы раскрас отвлекал от запухшего морды. При этом стрижка вполне приличная, короткая, аккуратная, к тому же крупные пластмассовые украшения, достойные королевы бомжей, видимо, должны облагораживать парадный потрет. Ну и дополнение: моднячие лосины, короткая юбка, потертые полусапожки на высоченных шпильках (наверняка кто-то подарил, поносив лет пять), меховая шубка с чужого плеча с кое-где ободранным мехом — просто блеск и нищета куртизанок. И это подружка шикарной Гелы?! Да она персонаж для сатирика. Никита, разглядывая чудо, вымолвил:

— Я… мне… поговорить с вами… Можно?

Она выпятила губу, подняла узкие плечи, выражая тем самым неподдельное изумление, что с ней хотят поговорить, поинтересовалась:

— А есть тема?

Ошарашенный видом Вики Никита все же вспомнил:

— Да, да. Я племянник Гелы. Родной. Единственный.

— Заходи.

Вика распахнула дверь, но, когда он хотел переступить порог, поставила довольно высоко тощую ногу на лутку, прямо как балерина, перегородив вход:

— А… антураж?

— В смысле? — не понял Никита.

— Я предпочитаю изысканное питье. Мартини там… шартрез…