Жёсткая ротация

24 ноября в 11 утра (!) в Доме кино состоялся просмотр фильма молодого московского режиссёра Ильи Хржановского «4» по оригинальному сценарию Владимира Сорокина. Зал был на самый оптимистический взгляд практически пуст. А зря… Сценарий Сорокина нигде не публиковался, у фильма «4», успевшего, правда, побывать на фестивале в Венеции, ещё нет разрешения на прокат, хотя снят он далеко не вчера, и существует опасность его превращения в первую «полочную» картину нового российского кинематографа. Серьёзные роли сыграны здесь нашими земляками Сергеем Шнуровым и Константином Мурзенко, а в эпизоде — и как раз со Шнуром — на экране появляется легендарный Хвост. При том, что ни композитора, ни музыки в фильме нет — лишь сложно организованная какофония механических и животных шумов и скрежетов, садистически акцентированная не слишком хорошо настроенной, однако включённой на всю катушку системой «Долби». В ночном столичном баре сталкиваются и принимаются, интересничая, врать друг дружке трое: проститутка, выдающая себя чуть ли не за директора по продажам в рекламной фирме, оптовый торговец мясопродуктами, объявляющий, будто он служит в Администрации президента, и настройщик роялей, называющий себя биологом из «почтового ящика» и рассказывающий фантастическую историю. Оказывается, эксперименты по клонированию (называя его дублированием) в нашей стране начали ещё при Сталине с Берия. И никогда не прекращали. И к настоящему времени только человеческих «дублей» (а клонируют, разумеется, не только людей) счёт идёт на многие и многие тысячи. Причём в ходе экспериментов установлено, что самые удачные дубли получаются при клонировании четвёрками (то есть когда как бы рождаются четыре близнеца одновременно; в фильме играют две тройки тройняшек — московские стриптизёрки и деревенские старухи), и 4 это вообще магическое число. А что такое тройка? Четвёрка, из которой выпал один член. Трое в ночи расходятся, разругавшись, — и попадают в мир, в котором и впрямь правит магическое число 4. Торговцу мясом предъявляют четырёх поросят невиданной «круглой» породы, Хвост в присутствии Шнура кормит рыбок в четырёх аквариумах, на ночных улицах злобно воют четвёрки собак, проститутке наговаривают на автоответчик известие о смерти её сёстры-близняшки (одной из четырёх), на поминках старухи зарубают одну свинью из четырёх (и, сожрав её, как свиньи, бросают свиную голову на съедение трём осиротевшим хрюшкам), в конце фильма взмывают в небо, унося пушечное мясо в «горячую точку», четыре самолёта, а вслед за этим по безлюдному шоссе проезжают четыре поливальные машины. Но не только это. В самых неожиданных компаниях и обстановках назойливо сквозит мотив двойничества и тройничества: настройщик роялей пляшет на дискотеке в окружении нескольких десятков точно таких же «Шнуров»; в жуткой деревне лепят на продажу куклы из хлебного мякиша — и всё на одно лицо, которое в финале картины оборачивается посмертной маской удавленника Мурзенко, единственного мужика, оставленного на племя во всей, граничащей с полигоном, тюрьмой и мясозаводом, старушечьей округе. Да и на оргии, с которой явилась в ночной бар героиня, обнажённых тел было ровно четыре штуки. И с её уходом осталось три…