Жёсткая ротация

Постепенно начинаешь подозревать, что дублей в России не десятки или сотни тысяч, а без малого сто пятьдесят миллионов. Не считая, разумеется, свиней, собак, самолётов и поливальных машин. Подозреваешь, что мы все испечены, как караваи в старушечьей печи, четвёрками — и назначение у всех, как у тех же караваев, самое большее двойное: либо нас сожрут, либо разжуют беззубыми ртами, чтобы превратить в мякиш, а из мякиша вылепят — и тоже четвёрками — бездушных кукол. Которых — как в фильме — разорвут в тряпичные клочья, добираясь до хлебного мяса, голодные псы. И тоже четвёрками. (Занимательная нумерология возвращает нас к роману Виктора Пелевина «Числа», в котором эта тема главенствует и где в гротескном образе банкира Сракандаева выведен сценарист фильма «4» Владимир Сорокин. Режиссёр Хржановский рассказал, что Сорокин с Пелевиным познакомились как раз на съёмках этой картины четыре года назад. Но это так, кстати.) Прозаик Сорокин сейчас чувствует себя ВПЗР (Великим Писателем Земли Русской) и пишет, увы, соответственно — начиная со «Льда», продолжая «Бро»-м, которое и действует на читателя как бром. Но тут перед нами Сорокин периода «Нормы» и «Голубого сала» — Сорокин в собственном соку. К счастью. И, опять-таки к счастью, режиссура полностью адекватна литературной основе. К брезгливым и нервным просьба выйти, остальным настоятельно советую посмотреть. Если, конечно, фильм выйдет хоть в какой-то прокат. Ну а если нет — исхитритесь, подсуетитесь и посмотрите тем более! По Сорокину снимают на удивление хорошие фильмы. Такова и «Москва» Зельдовича, и — с некоторыми оговорками — «Копейка» Дыховичного. Но в обеих этих лентах сумрачно-отвратительный мир писателя дан лишь намёком, в крайнем случае — пунктиром: женщина, которую берут сквозь карту России, проделав отверстие в том месте, где на карте находится Москва, — в первой картине; Краско-младший в роли служивого кагэбэшника, попивающий начальническую мочу, — во второй; и ещё по две-три (ну, не по четыре же) краски и красочки того же рода в каждом из двух фильмов. Картина «4» — радикальна и бескомпромиссна, как подлинный, ещё не забронзовевший Сорокин, — если не в большей степени. Потому что Владимир Сорокин, в отличие от Ренаты Литвиновой, ставит ноль не «этой планете», а «этой стране». России. Тогда как к Китаю и в особенности к Японии относится куда мягче. Режиссёр Хржановский тоже ставит России ноль, но категорически отказывается от сорокинского «низкопоклонства перед Востоком». Да ведь и впрямь: какая коррекция кармы, какая сансара, какая, на хрен, нирвана, если нас клонируют, чтобы сожрать, и процесс этот, раз начавшись, идёт по гегелевской спирали? И потом, Сорокин писатель городской и умозрительный — а в фильме «4» страшнее всего деревня, быть умозрительной не могущая по определению. Настройщик в исполнении Шнурова попадает в колонию, всех заключённых которой грузят на борт самолёта и везут на войну. Но их не вернут грузом-200, их просто съедят. А «сотрудник Администрации президента» торгует, наряду с прочим, «девятилетней давности консервами Кантемировской дивизии», потому что для него главное, чтобы «мясом пахло». И погибает в аварии, спасая собаку. А проститутка-рекламщица сжигает всех не сожранных собаками кукол из мякиша на могиле сестры-дубля — предательницы и разлучницы (потому что даже у нас, у дублей, свои страсти). Сжигает, полив самогоном, — и вслед за тряпичной одежонкой занимается деревянный крест. И у всех кукол на этом аутодафе — лицо удавленника. Утром выпьешь — день свободен, говорят у нас. А посмотришь утром такую картину — и весь день будешь сходить с ума. Впрочем, в фильме «4» предложен и рецепт против душевных и духовных недугов: оказывается, выстрелив разика четыре из гранатомёта, чувствуешь себя гораздо лучше.

2004

Столкновение на национальной почве