Жёстко и угрюмо

Я демонстративно извлёк телефон и проверил входящие сообщения. Одновременно привстал. Можно было расплатиться, выйти вместе с нею и даже проводить до метро, затем вернуться назад в бар и закончить ежедневную норму в четыре страницы. Но Маша уже тянула из конверта старые чёрно-белые фотографии, раскладывая передо мной веер: вот она с космонавтом Андрияном Николаевым, вот она с певцом Муслимом Магомаевым. Огромные узлы цветастых галстуков, огромные цветы на платьях, приятные лица, свободные открытые улыбки. Семидесятые годы подмигнули мне благожелательно. Крепдешин, маргарин, капрон, «Союз-Аполлон», – из этого культурного слоя пророс и я сам.

Молодая, цветущая Маша, с причёской «бабетта» и круглыми полными коленями, храбро улыбалась. Магомаев и Николаев источали величие. Старая, полуразрушенная Маша сидела напротив, и огонёк безумия горел в прозрачных глазах.

Она хотела, чтоб я ей верил, она боялась, что её не примут всерьёз. Она знала, что безумна, – иначе не носила бы фотографии с собой.

Мы вышли в горячий, липкий, расслабленный, многоязыкий город, он весь слегка бредил от духоты, и было легко, прислушавшись и присмотревшись, ощутить разнообразные бреды, окружающие нас со всех сторон; наверное, пятая, если не четвёртая часть жизни человека проходит в тех или иных бредах – любовных и алкогольных, наркотических и душевных; в бредах старости, горя, отчаяния. И вот попадаешь, выходишь на чистый источник бреда, на колодец, откуда бред поступает в мир; в такие колодцы обязательно надо заглядывать.

На второй встрече – там же, спустя несколько дней – я в течение часа молчал, а Маша извергалась историями своего восхождения и падения, а также детально разработанными планами головоломных затей. В самых важных местах она понижала голос и совершала головой вращательные движения, как бы пытаясь просверлить меня концом внушительного, чуть кривого носа.

– Есть люди, сразу платят миллион за фотографию с принцем Уэльским. То есть, они плохо себе представляют, кто такой принц Уэльский, – но фотографию хотят. Желательно – в обнимку. Что надо? Пустяк: слетать в Лондон и там, прямо в аэропорту, взять справочник «Жёлтые страницы». На первом же развороте указан телефон приёмной Букингемского дворца… Потом – просто позвонить и договориться…

– Есть люди, они спят и видят, чтоб создать особый фонд для съёмок православных блокбастеров. Сейчас наступит эпоха православных блокбастеров. Надо написать заявку хорошего православного блокбастера, короткую, страниц буквально на тридцать, и представить. Сразу выплатят миллион долларов. Должно быть максимальное количество православия и батальные сцены с кровью.

– Есть люди, они сейчас везут в Москву Леонардо ДиКаприо. Он будет играть Распутина. Звезда желает проконсультироваться насчёт водки и прочих русских народных обычаев. И чтоб поправили диалоги в сценарии. А то будет развесистая клюква. ДиКаприо – серьёзный актер, он не хочет, чтоб в России над ним смеялись. Там сразу выписывают пятьсот тыщ долларов за мастер-класс русского пьянства…

Она не сочиняла на ходу, нет – всё было уложено в систему, с обязательной ставкой: от полумиллиона в твёрдой валюте. Но насчет сумм она перебирала, перевирала, ей бы убрать один нолик из любого расклада. Двадцать тысяч за пьянку с ДиКаприо, пятьдесят за батально-православный сценарий. Было бы достовернее.

– Есть люди, они вам сделают грин-кард. Учите английский! Вашу книгу издадут в университете штата Нью-Джерси. Считайте, уже издали. Я договорюсь. Там огромный рынок. Вы взлетите мгновенно. За вторую книгу получаете миллионный аванс. И одновременно пропихиваем вас в совет директоров народного телевидения. Писать ничего сами не будете. Пусть другие пишут. Вы выбираете по конкурсу и верстаете бюджет.

– Есть люди, они организовывают звонок из администрации президента. Это стоит триста тыщ, но мне сделают за двести. Вы заходите в любое министерство с любым предложением. У меня есть идея. Серия альбомов о красотах России. Подарочное издание. Мелованная бумага. Финская. Идите в Минкульт! Предлагайте. Потом позвонят из администрации, и дело в шляпе. Укажем тираж – сто пятьдесят тыщ. Напечатаем пятнадцать. Остальное поделим. Под каждой фотографией стихи дадим. У меня есть подруга, замечательно пишет. Любовь, как розовый бутон, сверкает чёрный небосклон, и кровь на полях страны прольют её верные сыны…

К концу второй встречи в гудящей голове всплыло простонародное выражение «нашла свободные уши». И опять в финале она приосанилась, сердечно улыбнулась несвежим ртом и устало подняла ладони: вот, мол, чем приходится заниматься, в столь преклонную пору, миллионы туда-сюда двигать, а пора бы внуков нянчить, – и снова не нашлось отваги отказать ей твёрдо.

Я даже взял у Маши рукопись с изложением приключений авиатора-индейца. Манускрипт читать не стал, а позвонил старому другу Семёну Макарову и рассказал всё.

– Больше с ней не говори, – сурово велел Семён. – Я сам. Текст мне отдай. И работай спокойно.