Жираф Джим

— Если бы вы были настоящим супергероем, мне бы не пришлось ничего говорить, — говорю я вполне резонно, — потому что вас бы не существовало.

Он плюет на линолеум.

— У меня по сравнению с вами более мощное мочеиспускание.

— И поэтому вы — супергерой?

— Нет, но как мужчина я круче.

Я смеюсь. Хотя и не громко — а то вдруг он меня ударит. Супергерой хмурится и говорит:

— И я легко вас перепью. Вы уже упадете под стол, а я еще буду трезвым.

— Это вряд ли.

Он смотрит на часы.

— Бар еще работает.

— Какой бар?

— Бар при больнице.

— Ага.

— Да, меня лечат от рака мозга, — говорю я, пока он заказывает нам по пиву, — но мне все же хватает мозгов, чтобы знать, что супергероев не существует.

— А я и не говорю, что они существуют. — Он вручает мне мою пинту и проводит к свободному столику. — Вы спросили, чем я занимаюсь, и я вам ответил. Помогаю тем, кто нуждается в помощи.

— И в чем нуждаются те, кто нуждается?

— В помощи.

— Да, но какого рода помощи?

Он глубоко втягивается, или затягивается, или как там оно называется, сигаретой.

— В помощи со стимуляцией и последующим облегчением.

— Какого рода облегчением?

— Вы задаете слишком много вопросом. А у некоторых, между прочим, только-только закончился рабочий день.

— Да, но какого рода облегчение?

— Ручным, оральным, любым. Я работаю в мужском эскорт-агентстве. Мне платят за то, чтобы я удовлетворял людей сексуально.

— Да уж, не самая приятная работа.

— Отнюдь, — говорит он в защиту своей работы. — Ведешь шикарную жизнь. Обедаешь с богатыми и знаменитыми. Путешествуешь по всему миру.

— Но тут же больница.

— А вы оглянитесь вокруг. Как здесь шикарно.

На самом деле здесь и вправду шикарно. Белый мраморный пол, столики из полированного стекла. Скрытые светильники скрыты так хорошо, что их даже не видно. Посетители бара — хирурги с мировым именем, занятые в хирургии головного мозга, — попивают коктейли и беседуют с пациентами, жизни которых собственноручно спасли буквально вчера.

— И зачем мне мотаться по миру, если все, что мне нужно, есть прямо здесь, в этой больнице?

Я киваю. Кажется, я начинаю врубаться.

— Если я правильно понял, вы имеете в виду хорошеньких медсестер. Вам платят за секс с хорошенькими медсестрами. — Я на секунду задумываюсь, а потом добавляю: — Но зачем бы хорошеньким медсестрам платить вам за секс?

— Я вообще даже не упоминал про хорошеньких медсестер.

— Тогда с кем?

Он тушит в пепельнице сигарету, выпивает всю пинту одним глотком и прикуривает новую сигарету.

— С пациентами.

— Вот это уже более правдоподобно.

— В основном с инвалидами и калеками. Среди них есть и такие, кто даже не может поднять свою правую руку, — говорит он печально. — А у самых несчастных даже нет правой руки.

— О Господи.

— Больше всего лично мне жалко старых людей. Тех, у кого умерли жены. А они уже не в состоянии выйти в общество и снять девочку на ночь.

— Вы занимаетесь сексом с пожилыми людьми?

— А кто этим не занимается?

— Я не занимаюсь, — говорю я с достоинством. — На самом деле почти никто не занимается. И даже почти никто из пожилых людей.

— Как бы там ни было, речь не о сексе. Речь о том, чтобы сделать мир чуточку лучше. Представьте себе, вы прикованы к постели, и целый день у вас перед глазами мелькают хорошенькие медсестры, а вы даже пыптика побаловать не можете.

— Кого побаловать?

— Пыптика.

— А это кто?

— Молодой человек, я пытаюсь сказать, что есть люди, которые по состоянию здоровья просто не могут заняться самоудовлетворением.

— Речь идет о мужчинах, я правильно понимаю? Вы занимаетесь сексом с мужчинами. — Он молчит, так что я продолжаю: — Ну хорошо, а зачем вам такой костюм?

— Он их возбуждает. Для инвалида, прикованного к постели, возможность ходить или раскачиваться на люстре — все равно что для нормального человека запрыгнуть с земли на крышу небоскреба. В ваших глазах я, может быть, выгляжу идиотом. Но для них я — герой.

— А вы так делаете? Раскачиваетесь на люстрах?

— Я делаю все, о чем меня просят.

— И кто-то из них попросил вас покачаться на люстре?

Он кивает.

— Да, она очень от этого возбуждалась.

— А вы уверены, что она не издевалась над вами?

— Меня не спрашивайте, — говорит он серьезно. — Женщин я категорически не понимаю. Если по правде, меня от них просто тошнит.

— Как-то вы это сказали… с такой пронзительной горечью.

Он сплевывает на пол.

— А вы как думаете? Взять хоть этого Джеймса. Он хорош собой, да. И только поэтому им всем страсть как хочется завалиться с ним в койку. Всем хорошеньким медсестрам. И взять меня, человека, достойного во всех отношениях. С кем мне приходится иметь дело? С инвалидами, калеками и людьми, которые даже не могут проснуться.

— А Джеймс, это кто?

Он кивает куда-то в угол.

— Джеймс Жираф, новый врач.

— А, это который в темных очках. — Новый врач Джеймс Жираф сидит на низком кожаном диване в компании шести хорошеньких медсестер, которые всячески его обхаживают, и ласкают, и тянут руки, чтобы почесать ему под подбородком. — Похоже, он пользуется популярностью.