Жить, чтобы рассказывать о жизни

Я оставил в гостинице «Нутибара» чемодан со сменой белья дня на два и одним галстуком для непредвиденных случаев и бросился на улицу в идиллический город, все еще нахмурившийся последствиями ненастья. Альваро Мутис сопровождал меня, чтобы помочь мне вынести страх самолета, и вывел меня на след людей, хорошо устроенных в жизни города. Но поразительная правда заключалась в том, что у меня йе было ни единой мысли, с чего начать. Я шел наугад по улицам, сверкающим под золотой мукой солнца, сияющего после бури, и через час вынужден был спрятаться в ближайшей лавке, потому что снова пошел дождь из закрывших солнце туч. Тогда я начал чувствовать в груди первые толчки паники. Я попытался сдержать их волшебной формулой моего деда для битвы, но страх в конце концов уронил мой моральный дух. Я понял, что никогда не буду способен сделать то, что мне поручили, и не найду мужества, чтобы сказать это. Тогда я понял, что единственным благоразумным решением будет написать благодарственное письмо Гильермо Кано и вернуться в Барранкилью в состоянии благодати, в котором я уже находился шесть месяцев.

С огромным облегчением, вызванным мыслью уехать из ада, я взял такси, чтобы вернуться в гостиницу. В двенадцатичасовых новостях был пространный комментарий на два голоса, словно оползень произошел вчера. Водитель дал выход чувствам, почти перейдя на крик, относительно небрежности правительства и плохой организации помощи пострадавшим, и некоторым образом я почувствовал себя виноватым в его справедливом гневе. Но тогда снова просветлело, и воздух стал прозрачным и душистым от высыхающих после дождя цветов в парке Беррио. Вскоре, не знаю почему, я почувствовал сильный приступ сумасшествия.

— Сделаем одну вещь, — сказал я водителю. — Прежде чем ехать в гостиницу, отвези меня на место оползня.

— Но там нечего смотреть, — сказал он мне. — Только зажженные свечи и крестики для мертвых, которых не смогли откопать.

Так я понял, что сколько было жертв, столько было и выживших из разных мест города, и они его прошли толпой, чтобы вызволить тела погибших от первого оползня. Большая трагедия была, когда любопытные вступили на место и другая часть горы соскользнула в разрушительной лавине. Так что единственными, кто мог рассказать правду, были те немногие, которые избежали следующих друг за другом оползней и выжили, оставшись на другом конце города.

Поняв, я сказал водителю, пытаясь подавить дрожание голоса:

— Везите меня туда, где находятся живые.

Мы сделали разворот посередине улицы и умчались в противоположном направлении. Его молчание должно было быть не только результатом скорости сейчас, но и надеждой убедить меня в своей правоте.

Началом нити были два ребенка восьми и одиннадцати лет, которые вышли из своего дома нарубить дров 12 июля в семь часов утра. Они удалились примерно на сто метров, когда услышали грохот лавины из земли и камней, которая устремилась на них со стороны горы. Им едва удалось убежать. В доме оказались в ловушке три их старшие сестры с матерью и один новорожденный братик. Единственные, кто остался в живых, были два брата, которым удалось выбежать, и отец, который вышел рано на свою работу продавцом песка в десяти километрах от дома.

Место было бесприютным пустырем на перекрестке Медельина с Рионегро, на котором в восемь часов утра почти не было местных жителей. Радиопередачи распространили преувеличенную новость со столькими кровавыми подробностями и призывными криками, что первые добровольцы прибыли быстрее пожарных. В полдень было два других оползня без жертв, которые увеличили общую нервозность, и местная радиостанция расположилась передавать новости в прямом эфире с места бедствия. В это время там находились почти все жители соседних населенных пунктов и окраин города, самые любопытные, привлеченные криками по радио, и прохожие, которые высаживались из междугородних автобусов, больше чтобы мешать, чем помогать. Помимо немногочисленных тел, оставшихся с утра, к этому времени были еще триста других от следующих друг за другом оползней. Тем не менее во время сумерек более двух тысяч добровольцев продолжали оказывать безрассудную помощь выжившим. К вечеру не осталось места, чтобы свободно вздохнуть. Толпа была плотной и хаотичной к шести часам, когда с колоссальным грохотом рухнула другая разрушительная лавина в шестьсот тысяч кубических метров, которая повлекла за собой столько жертв, как если бы произошла в парке Беррио в Медельине. Катастрофа произошла настолько стремительно, что доктор Хавьер Мора, секретарь Общественных работ муниципалитета, нашел среди разрушений и трупов одного кролика, которому не хватило времени убежать.