Жить, чтобы рассказывать о жизни

Две недели спустя, когда я прибыл на место, только семьдесят четыре трупа были вызволены, и многочисленные уцелевшие были вне опасности. Большинство были жертвами не оползня, а неосторожности и беспорядочного вспомоществования. Как и во время землетрясений, невозможно также было подсчитать количество человек, у которых были проблемы, которые воспользовались случаем, чтобы исчезнуть, не оставив следов, чтобы скрыться от долгов или поменять жену. Однако также и удача имела место, поскольку последующее исследование показало, что с первого дня, пока осуществлялось спасение, еще целая масса камней была готова оторваться, что могло вызывать другую лавину в пятьдесят тысяч кубических метров. Более пятнадцати дней спустя, с помощью пришедших в себя выживших я смог восстановить историю, что не могло быть возможным в свое время от полного сумбура происходящего.

Моя задача ограничилась тем, чтобы вызволить потерянную правду из клубка путаницы противоположных предположений и восстановить человеческую трагедию в порядке, в котором она произошла, в стороне от любого политического и сентиментального расчета. Альваро Мутис поставил меня на прямой путь, когда отправил к писательнице Сесилии Уоррен, которая упорядочила для меня даты, с чем я вернулся с места бедствия. Репортаж был опубликован в трех частях и имел по крайней мере заслугу, что он с двумя неделями опоздания пробудил интерес к забытой новости и навел порядок в беспределе трагедии.

Тем не менее мое лучшее воспоминание тех дней заключалось не в том, что я сделал, а в том, что я чуть не сделал благодаря бредовому воображению моего старого дружка из Барранкильи Орландо Риверы, Коротышки, которого я неожиданно встретил во время одной из немногочисленных передышек от расследования. Он жил в Медельине вот уже на протяжении нескольких месяцев и был счастлив, недавно женившись на Соль Сантамарии, прелестной монахине свободного духа, которой он помог выйти из закрытого монастыря после семи лет бедности, послушания и непорочности. Во время нашей попойки Коротышка мне раскрыл, что приготовил со своей супругой и на свой страх и риск искусный план, чтобы вытащить Мерседес Барчу из ее интерната. Один друг, приходский священник, известный своим искусством свата, был бы готов поженить нас в любую минуту. Единственным условием, разумеется, было, чтобы Мерседес была согласна, но мы не находили способа посоветоваться об этом с ней, в четырех стенах ее плена. Сегодня больше, чем когда-либо, меня терзает гнев, что у меня не хватило решимости прожить эту драматичную трагедию. Мерседес со своей стороны узнала об этом плане через пятьдесят с лишним лет, когда прочитала о нем в черновиках этой книги.

Это был последний раз, когда я видел Коротышку. На карнавале 1960 года, переодетый в кубинского тигра, он поскользнулся и упал с карнавальной повозки, которая везла его обратно домой из Баранои после цветочного турнира, и он свернул себе шею на мостовой, усыпанной карнавальным мусором.

Во второй вечер моей работы над «Оползнями в Медельине» меня ждали в гостинице два редактора ежедневника «Эль Коломбьяно», настолько молодые, что были даже моложе меня; с решительным намерением сделать со мной интервью о моей деятельности начинающего писателя. Им стоило труда убедить меня, потому что с некоторых пор у меня появилось предвзятое отношение, возможно, и несправедливое, к интервью, понимаемым как сеанс вопросов и ответов, где обе стороны делают усилия, чтобы поддержать разговор. Я мучился от этого предубеждения в двух ежедневниках, в которых работал, и прежде всего в «Кронике», где попытался заразить моим неприятием сотрудников. Тем не менее я дал то первое интервью «Эль Коломбьяно», и оно было самоубийственно искренним.

Сегодня не счесть интервью, жертвами которых я был на протяжении пятидесяти лет и в половине мира, и все же я не смог убедить себя в эффективности этого жанра. Большинство интервью, которых я не смог избежать по какой-либо теме, должны будут рассматриваться как важная часть моих художественных произведений, потому что они и есть только это: фантазии о моей жизни. В свою очередь, я их считаю неоценимыми, но не для публикации, а как основной материал для репортажа, который я оцениваю как звездный жанр лучшей профессии в мире.

В любом случае времена были не для праздников. Правительство генерала Рохаса Пинульи, уже в открытом конфликте с прессой и большей частью общественного мнения, увенчало сентябрь решением разделить далекий и забытый департамент Чоко между тремя его процветающими соседями: Антиокией, Кальдасом и Балле. В Кибдо, административный центр, можно было добраться из Медельина только по однополосной автомобильной дороге, которая была в таком плохом состоянии, что требовалось более двадцати часов, чтобы проехать сто семьдесят километров. Сегодня условия не лучше.