Жить, чтобы рассказывать о жизни

Первая была опубликована 5 апреля 1955 года. Выпуск «Эль Эспектадора», продвинутый объявлениями по радио, разошелся за несколько часов. Узел конфликта завязался на третий день, когда мы решили открыть настоящую причину катастрофы, которой согласно официальной версии была гроза. В поисках большей ясности я попросил Веласко рассказать со всеми деталями. Он был уже настолько приучен к нашему обычному методу, что я различил в его глазах озорной блеск, прежде чем он ответил мне:

— Проблема в том, что не было грозы.

А были — уточнил он — примерно двадцатичасовые штормовые ветра, обычные для региона в то время года, которые не были учтены ответственными за экспедицию. Экипаж, прежде чем выйти в открытое море, получил наконец по несколько задержанных жалований, которые потратил в последние часы на разную бытовую технику, чтобы привезти ее домой. В таких количествах, что весь эсминец был заполнен. Матросы привязали к палубе самые большие ящики: холодильники, электрические стиральные машинки, кухонные плиты. Запрещенный груз на военном корабле занял почти все жизненное пространство палубы. Возможно, им показалось, что во время поездки неофициального характера, менее четырех дней и с великолепными прогнозами погоды, не надо было обращаться с грузом с особым вниманием. Сколько раз другие делали так, и ничего не происходило!.. К всеобщему несчастью, ветра, едва сильнее, чем объявленные, вызвали волнение моря под великолепным солнцем и накренили корабль намного больше, чем ожидалось, и порвали тросы плохо распределенного груза. Не будь корабль таким ходким, как «Кальдас», он мог бы потонуть, но в данном случае только восемь моряков, стоявших на карауле на палубе, прыгнули за борт. Таким образом, главной причиной происшествия была не гроза, как настаивали официальные источники с первого же дня, а то, что Веласко заявил в своем репортаже: перегрузка бытовой техникой, плохо упакованной на военном корабле.

Другая сторона вопроса: были ли в пределах досягаемости тех, кто упал в море и из которых спасся только Веласко, плоты? Предполагалось, что на борту должно было быть два вида обязательных плотов, которые упали с ними. Они были из пробки и брезента, три метра в длину и полтора метра в ширину, с платформой безопасности в центре и снабженные запасами продовольствия, питьевой водой, веслами, ящиком первой помощи, средствами для рыбалки и плавания и даже Библией. В этих условиях десять человек могли выжить за бортом в течение восьми дней даже без снастей для рыбалки. Однако на «Кальдасе» был также груз из меньших плотов без какого-либо оснащения. По рассказам Веласко получалось, что его плот был именно таким. Вопрос, который повис в воздухе навсегда, это сколько других потерпевших смогли ухватиться за плоты, которые их не спасли?..

Это были, без сомнения, самые главные основания для промедления с официальным объяснением катастрофы. До тех пор пока не осознали, что это было абсурдом, потому что остаток экипажа уже отдыхал в своих домах, рассказывая полную историю по всей стране. Правительство настаивало до конца на своей версии ненастья и придало ей официальный характер в окончательном сообщении. Цензура не дошла до крайности, чтобы запретить публикацию оставшихся частей. Веласко со своей стороны поддерживал до тех пор, пока мог, честную неопределенность, и никогда не стало известно, что на него оказывали давление, чтобы он не раскрыл правду, он нас не просил, и он нам не мешал ее открывать.

После пятой части пришла мысль сделать отдельный оттиск первых четырех, чтобы удовлетворить просьбу читателей, которые хотели собрать полный рассказ. Дон Габриэль Кано, не появлявшийся в редакции в эти неистовые дни, спустился со своей голубятни и разместился справа от моего письменного стола.

— Скажи мне одну вещь, тезка, — спросил он меня, — сколько частей будет у потерпевшего кораблекрушение?

Мы находились на седьмом дне рассказа, в котором Веласко съел визитную карточку и не смог откусить от своих башмаков, чтобы что-то пожевать. Таким образом, нам не хватало еще семи частей. Дон Габриэль возмутился.

— Нет, тезка, нет! — протестовал он, раздраженный. — Должно быть по крайней мере пятьдесят частей.

Я ему привел свои аргументы, но его собственные основывались на том, что оборот газеты почти удвоился. По его подсчетам, он мог увеличиться до беспрецедентной цифры в государственной прессе. Он собрал внеочередное редакционное совещание, где изучались экономические, технические и журналистские детали, и была согласована разумная цифра, двадцать частей. То есть на шесть частей больше предусмотренных.

Хотя моя подпись не присутствовала в напечатанных главах, метод работы стал известным, и однажды вечером, когда я собрался выполнить свои обязанности критика кино, в вестибюле театра возник живой спор о рассказе пострадавшего. В большинстве это были друзья, с которыми я обменивался идеями после сеанса в соседних кафе. Их мнения помогали мне писать еженедельные статьи. Почти все хотели продолжения истории с эсминцем.