Жить дальше (ЛП)

Леноре захотелось сюда приехать, по её словам, потому что она соскучилась по водным просторам. Но результат оказался не слишком вдохновляющим: чайки, пожирающие отбросы, оказались не лучшей заменой ванкуверским большим голубым цаплям, и, кроме того, в воздухе не было солёного морского запаха. После высадки они часа полтора бегали трусцой. Дон нашёл это занятие бодрящим; кроме того, ему нравилось ощущать, как его волосы — да-да, волосы! — развеваются на ветру.

После этого они просто бродили по мощёным дорожкам, тщательно обходя гусиный помёт. По правую руку у них был залив, а за ним — собственно Торонто, город, за ростом и расширением которого Дон наблюдал большую часть столетия. В его силуэте по-прежнему доминировала Си-Эн Тауэр, когда-то давно самое высокое отдельностоящее сооружение в мире; подростком он со своим другом Айвеном ходил смотреть, как грузовые вертолёты поднимают наверх её огромные секции.

Угловатые небоскрёбы, как линии гигантского штрих-кода, тянулись вправо и влево от телебашни. Он помнил время, когда деловой центр Торонто был крошечным скоплением высоких зданий, но сегодня он тянулся и тянулся вдоль всего побережья, на запад к Миссисоге и на восток, туда, где на его пути вставали Утёсы Скарборо.

В течение жизни Дона изменился не только силуэт города — и всё же некоторые вещи не изменилисьтак, как он от них ожидал. Он помнил, как ходил с отцом на «Космическую одиссею 2001» в год её выхода, в 1968. Чем хорошо родиться в год, оканчивающийся нулём — гораздо легче считать. Даже ребёнком он знал, что в 2001 ему будет сорок один, а его отцу, сидящему рядом в кинотеатре «Глендейл», сейчас было сорок три, то есть Дон будет младше него, когда чудеса, показанные в фильме, станут реальностью: космопланы «Пан-Американ», гигантские орбитальные станции в форме колёс и отели «Говард Джонсон» на них, города на Луне, экспедиции к Юпитеру, криогенная заморозка, и — «Открой причальные ворота, Хэл» [48] — искусственный интеллект.

Но когда наступил настоящий 2001 год, ничего этого не было. Так что Дон, пожалуй, не должен бы так удивляться тому, что и нелепые чудеса, предсказанные научной фантастикой первого десятилетия нового века, также не смогли воплотиться в жизнь. Технологическая сингулярность так и не наступила; радикальные телесные модификации, достигаемые как генетически, так и с помощью вживляемых искусственных компонентов, так и не стали популярными; нанотехи, способные превращать что угодно во что угодно, по-прежнему оставались недостижимой мечтой.

Дон смотрел через залив на город, в котором родился. У подножия телебашни виднелся стадион, на котором играли «Блю-Джейз». Он указал на него.

— Смотри! Над «Скайдомом» раскрыли купол.

Ленора поглядела на него так, словно он заговорил на иностранном языке…

О чёрт! Для него это по-прежнему был «Скайдом», как и для многих людей его возраста. Но он не носил этого имени уже больше сорока лет. Господи, пропасть между ними была во всём, везде.

— В смысле, над «Роджерс-Центром» [49]. Крыша открыта.

Это было настолько тривиальное наблюдение, что он был уже не рад, что заговорил об этом.

— Ну, сегодня и правда замечательный день, — сказала Ленора. Он порадовался, что она не стала обращать внимания на его оговорку.

Они шли, держась за руки; люди на скейтбордах, ховербордах, роликовых коньках, или просто бегом обгоняли их с обоих сторон. Она надела свою большую мягкую шляпу; с её светлой кожей она наверняка моментально обгорает. Он же, со своей стороны, наслаждался тем, что находится под солнцем безшляпы. После четырёх десятков лет облысения было здорово снова иметь свою собственную встроенную защиту от солнца.

Они болтали о всякой всячине: деятельное, оживлённое общение, так непохожее на, как называл это один из его друзей, «общительное молчание» пожилых женатых людей, у которых уже не один десяток лет назад кончились мнения для обмена, нерассказанные шутки и необсуждённые темы.

— Ты играешь в теннис? — спросила Ленора, когда они проходили мимо пары с ракетками.

— Не играл уже… — Со времён ещё до твоего рождения.

— Надо как-нибудь сыграть. Могу тебе сделать гостевую карту в «Харт-Хауз» [50].

— Было бы здорово, — ответил он. И он правда так считал. Он вёл сидячую жизнь, когда первый раз был молод; сейчас же его в жизни восхищал чисто физический аспект. — Но ты должна понимать, что я тебя разделаю под орех. Моё тело усовершенствовали, когда я лежал в больнице.

Она ухмыльнулась.

— Да что ты говоришь?

— Точно-точно. Можешь называть меня Бьорн Борг.

Она посмотрела на него в полной растерянности, и его сердце трепыхнулось. Сара бы поняла эту шутку.