— Так кто же ты, чёрт возьми, такой? — спросила она. — Ты вообще имеешь к ней отношение?
— О да, — сказал он. — Только, — он с трудом сглотнул, пытаясь взять себя в руки, — только я не её внук. — Он обнаружил, что не может смотреть ей в глаза, и поэтому смотрел на смятую простыню между ними. — Я её муж.
— Дерьмо собачье, — сказала Ленора.
— Прости. Это правда.
— Её муж? — повторила она, словно в первый раз не расслышала.
Он кивнул.
— Я думаю, тебе надо уйти.
Эти слова вонзились в сердце, как пули, рвя его на части.
— Пожалуйста. Я могу…
— Что? — спросила она. — Ты можешь
— Нет, — сказал он. — Нет, я не могу объяснить. И не могу оправдать. Но, Ленора, я никогда не хотел сделать тебе плохо. Я никогда не хотел сделать плохо
— Поняла что? Что всё, что между нами было — это ложь?
— Нет! — сказал он. — Нет, нет, Господи, нет. Это было более… более настоящим, чем всё, что со мной было за последние…
— За последние что? Последние годы?
Он испустил долгий, судорожный вздох. Он не мог даже сказать, что она к нему несправедлива. То, что она до сих пор с ним разговаривала, было больше, много больше, чем он заслуживал. И всё же он попытался защититься, хотя пожалел о сказанном сразу, как только затихли слова:
— Послушай, — сказал он, — ведь это была твоя инициатива перейти к интиму.
— Потому что я думала, что ты — не тот, кто ты есть. Ты мне врал.
Он подумал было возразить, что технически не врал, по крайней мере, не так часто.
— И вообще, — продолжала она, — кто что начал, это настолько здесь не при чём, что даже не из этой солнечной системы. Ты же
Он ожидал этих последних слов, но от этого они не стали менее болезненными.
— Сара прошла ту же процедуру, — вытолкнул он из себя. — Но с ней что-то не получилась. Она так и осталась восьмидесятисемилетней, а я… я стал
Ленора ничего не сказала, но уголки её рта чуть-чуть опустились, а брови насупились.
— Коди Мак-Гэвин за всё заплатил, — продолжал Дон. — Он хотел, чтобы Сара была жива, когда придёт следующий ответ с Сигмы Дракона. Я… меня просто взяли на буксир, но…
— Но теперь ты — опекун при Саре.
— Пожалуйста, — сказал он. — Я об этом никого не просил.
— Нет-нет, конечно нет. Это само собой так вышло — медицинская процедура за несколько миллиардов долларов.
Он покачал головой.
— Я должен был догадаться, что ты не поймёшь.
— Если тебе нужно понимание, запишись в группу взаимной поддержки. Наверняка такая есть для людей вроде тебя.
— О да. Есть. Они как раз сейчас встречаются в Вене. Я не могу позволить себе поехать туда. Я посчитал — я на четыре порядка беднее, чем следующий самый бедный из тех, что подверглись этой процедуре. На каждый доллар, что есть у меня, у каждого из них — десять тысяч. Вот
— Не поучай меня. Я вообще ничего плохого не сделала.
Он глубоко вдохнул.
— Ты права. Прости. Просто я не знаю, что делать, и… и я не хочу тебя терять. Ты правда мне не безразлична; я всё время про тебя думаю. И я не знаю, что я буду делать, но знаю одно: в последнее время я был счастлив
— Должен быть кто-то ещё, кто…
— Никого нет. Друзья — те немногие, что ещё живы — они не поймут. А мои дети…
— О, чёрт. Я про это и не подумала даже. У тебя же есть дети!
— И внуки. Но моему сыну пятьдесят пять, а дочери скоро пятьдесят. Я не могу ожидать, что они поймут отца, который вдвое младше их.
— Это безумие, — сказала она.
— Мы сможем всё устроить.
— Рехнулся? Ты
— У меня есть пенсия.
— Пенсия! О Боже.
— Это не обязательно должно что-то менять, — сказал он.
— Ты совсем из ума выжил?
— Ленора, пожалуйста…
—
— Что?
— Одевайся и выметайся!
Глава 31
Дон уже много месяцев не виделся с внуками. Он скучал по ним, но избегал встречи, не имея понятия, как объяснить им, что с ним произошло. Но в конце концов выбора не осталось. Сегодня, в четверг, 10 сентября, был пятидесятый день рождения Эмили, и так же, как явка была обязательна на годовщине свадьбы Дона и Сары, точно так же он не мог не посетить пятидесятилетний юбилей своей дочери.