Жить не обязательно

– Тебе что, целой туши мало? Ведь за месяц не съешь! Я ж эту самочку приручить собрался, а ты – кусаться! А вдруг она теперь больше не подплывёт? Если ещё хотя бы раз тявкнешь на неё, будешь иметь дело со мной! – и Гарт потряс перед носом песца толстой суковатой палкой.

Черныш обиделся, отбежал в сторону, завалился на бок и стал кататься по мху. Он так нажрался, что стал похож на бочонок на ножках. Даже хвост и уши у него стали короче и лоснились от жира.

Охотник освежевал нерпу, уложил тушу в яму, а шкуру тщательно постирал в морской воде, как учили старые промысловики.

Перед выделкой шкуру надо тщательнейшим образом обезжирить. Для этого её набивают на деревянный каркас и вывешивают на мороз. С мёрзлой шкуры жир легко соскабливается стальной ложкой. Летом шкуру так же набивают на каркас, привязывают к нему камни и опускают в море. Жир с поверхности мездры выедают морские рачки-капшаки или мормыши, по-учёному – эвфаузиды. Начисто выедают, только за процессом этим надо следить, а то и шкуру сожрут.

Сашка быстренько сколотил из подручного материала четырёхугольную раму, натянул на неё нерпичью шкуру, привязал к раме камни, отплыл немножко от берега и опустил каркас на глубину примерно трёх метров. И тут увидел в воде тень.

Нерпа медленно поднималась из глубины к поверхности. Усы и «брови» её распушились, пятнистое тело легонько изгибалось, огромные зелёные глаза были раскрыты. Гарт застыл с веслом в руке.

Боже, какое красивое животное! Какое оно неуклюжее на берегу и какое совершенное в воде! А глаза! На воздухе глаза нерпы – просто чёрные пуговицы, а если смотреть на них через слой воды, видно всю прихотливо окрашенную радужку, все жилки-прожилочки, все пятнышки на ней. Засмотришься!

Беззвучно вынырнув у самого плотика, нерпа, чьи глаза опять стали невыразительными чёрными провалами в голове, с любопытством уставилась на человека.

– Иди сюда, русалочка зеленоглазая, иди, познакомимся! – человек тихо свистнул и протянул к нерпе руку.

Нерпа подплыла и легонько притронулась к руке охотника носом. Сашка почесал ей мокрую щёку и пригладил усы.

Как же назвать тебя, чудо морское, каким именем окрестить? Назову тебя просто Инга. Будь у тебя уши, Инга, почесал бы за ушком, а пока только мордочку поглажу, лады?

Инга уцепилась передними когтистыми ластами за край плота и внимательно слушала. А парень и дышать забыл. Нет, она всё же ненормальная, эта маленькая самочка. Неужели она не поняла, что от человека исходит смертельная опасность?

Но какая же радость сердцу человеческому от общения с вольным животным! Вот мы говорим: «дикое животное». А какое ж оно дикое, если стремится ближе к человеку? Обнюхивает его руки и смотрит ему в глаза. Наверное, вот так, накоротке, общались с животными Адам и Ева, когда давали каждому имя и разговаривали с каждым на его языке.

Легонько пошевеливая двухлопастным веслом, Гарт отогнал плот к берегу и привязал его к большому бревну. Улыбаясь, пожал Инге когтистый ласт и пошёл по своим делам.

27. Будни промысловика

А работы было выше головы. Для начала выдолбил в базальтовой глыбе на берегу довольно большую выемку и стал собирать в неё мочу. Для выделки тюленьей шкуры жеванина из печени – слишком слабый «химикат». Да и где взять столько печени на трёх-четырёхразовую обработку шкуры? Моча же действует как дубитель, выделанные таким способом шкуры не пропускают воду.

Затем привёл в порядок ближние кочки-тумбы для капканов и отремонтировал сами капканы.

Но все эти хитрости охотничьи хороши только раз в три, а то и в четыре года, когда есть в тундре песец. Один «урожайный» год чередуется с тремя-четырьмя «неурожайными», когда песца или очень мало, или нет совсем.

А почему такая странная цикличность численности у этих белых лисичек?

А потому что лемминга бывает много только один раз в три-четыре года!

А почему такая странная цикличность численности у лемминга?

А потому что болеют эти подвижные красноватые мышки и во множестве умирают. Или так их много становится, что выедают все корма и массами бегут искать новое место, по дороге попадаются им реки и озёра, при форсировании которых лемминги тысячами гибнут в воде, замерзают от переохлаждения на берегу или становятся добычей тех же песцов, чаек, хищных рыб и птиц.

И остаётся мало мышей в тундре. И песцы уходят в другие места. Если нет лемминга в таймырской тундре, значит, есть в приленской, нету в приленской, зато появился в чукотской и малоземельской. Никогда не бывает Великая Тундра без лемминга и без песца.

Выделки шкуры мочой, – это не очень красивая, но очень «пахучая» работа, но всё же дня через три-четыре, пошитые на скорую руку, кривоватые сапоги из нерпичьей шкуры были готовы, Сашка уложил в них мох вместо стелек и получил надёжную непромокаемую обувь.

Притопнул ногой и пожалел, что нет зеркала, посмотреть. И крикнул негромко:

– Александрос, ты здесь?

– А куда ж я денусь?

– А вот деваешься! Деваешься иногда непонятно куда. Не докричаться!

Александрос промолчал.

– Скажи, пожалуйста, ты силён в толковании Писания?