Детей надо гнать, душить и давить. Тогда из них со временем может получиться нечто человекообразное.
Старшего моего, надежду и опору, после норвежского скандала как подменили. Рамы привез без напоминаний, правда, не с дачи, а с какой-то богатой свалки; после института опрометью мчался ко мне в центр, договорился как-то с мужиками, и они работали как звери, всегда опохмелившиеся, но никогда пьяные.
Работали, правда, хорошо, а про авансы даже не заикались. Иногда у меня даже возникало жутковатое ощущение: я что, за каменной стеной? Жить становилось не то чтобы не трудно, а как-то посильно, что ли…
Я непозволительно расслабилась, отоспалась и даже стала слегка походить на женщину. Ну а что делает женщина, если ей не надо таскать охапки кирпичей? Конечно, она в бешеном азарте вьет гнезда и создает уют.
…Достала я по дешевке очень миленькие столы, деревянные, под лак. Совершенно обворожительные такие столики купила. Они потрясающе смотрелись на фоне свежих голубых обоев под белоснежным потолком и отлично гармонировали с укрощенным линолеумом. Могла ли я к этаким столикам поставить темные полированные кровати? Нет уж, извините, никогда! Это противоречило моим правилам и чести. В малярийном бреду я бы этого не сделала, поэтому расшиблась в лепешку, обзвонила полстраны и на захудалой пригородной фабрике нашла невыносимой прелести деревянные кровати, легкие, прочные и с резными спинками. Когда я их привезла, все рты поразевали, честное слово, а Коля, узнав, за какой бесценок я их отхватила, вызвонил летчика Гришу. Доблестная авиация обрушила на меня все свое украинское обаяние, пытаясь разведать, где такие кроватки делают. Но я держалась насмерть: если из невинных персиков был сотворен вполне доброкачественный кайф и пару миллионов помимо варенья кореша наварили, то каких уголовных судорог они достигнут, торгуя кроватями? Гриша ходил за мной неотвязной тенью и скрежетал зубами. В конце концов он мне надоел смертельно и был приспособлен зачищать рейки наждачной шкуркой, чтобы не болтался под ногами без дела. Капитан исправно являлся на службу к девяти утра, шкурил на совесть, испускал голодные вздохи и время от времени взрыдывал: «Анна Серхевна, хде кроватками торхуют? Семья холодает…»
Все было почти хорошо, только заветная тысяча все-таки поползла. Смета, как вы уже поняли, была какая-то ненормальная. Кроме рам пришлось бетонировать крыльцо, заменить косяки и, черт побери, все-таки двери. За материалами я опять сгоняла Александра на дачу, но они с Колей до нее опять не доехали и привезли превосходные доски со все той же феноменальной свалки. О подробностях я мудро не стала расспрашивать, рассудив: меньше знаю — лучше сплю.
Со спальнями как раз и вышла закавыка: не хватало занавесок на окна и ковриков на стены. Мое беспокойство относительно занавесок понятно любому — ведь нет ничего омерзительнее, чем голые, раздетые окна. Они абсолютно неуютны. А с ковриками, боюсь, вы можете меня не понять, пожать плечами и холодно заметить: ну ты даешь! Если тебе заказчик коврики не оплачивает, какого лешего ты будешь их оплачивать из собственного кармана? Ой, не хотелось мне их оплачивать! Ой, как не хотелось! Но выхода не было: всякий нормальный подросток, войдя в любую комнату, первым делом плюхается на кровать и упирается затылком в стену. Что станет с моими обоями несказанной красоты через месяц? Они засалятся! Испачкаются и погибнут.
Поэтому я купила здоровенную бухту бечевки, отменила своим барышням все развлечения, пообещала пару недель не придираться к текущей успеваемости, вручила им по вязальному крючку, и видели бы вы, какого убийственного шарма коврики и портьеры они соорудили посредством столбика с накидом! Девчушки вошли в азарт (наследственное, надо полагать), распатронили старую мужнину куртку, налепили на свои изделия аппликации и хором заявили, что больше учиться не будут, хватит у меня на шее сидеть, что отныне они меня берут на полное содержание и зарабатывают деньги производством и реализацией веревочных ковров с кожаными вставками.
Я умилилась, смахнула благодарную родительскую слезу, велела девицам учить уроки и отправляться спать, погрузила коврики в сумку и отправилась на место боевых действий — уж очень хотелось посмотреть, как все будет выглядеть в полном дизайне и веревочном обрамлении.
Должна признаться, что это я, конечно, погорячилась. Сумка получилась неподъемной, но азарт гнал меня вперед, и в половине одиннадцатого вечера, когда я подняла свой груз со ступеньки эскалатора, в спине моей произошла очередная катастрофа. На этот раз я могла только идти, не отклоняясь ни на сантиметр от вертикали и даже не имея возможности сменить руку. Радикулит строго пресекал мои вялые попытки обрести свободу.
Я шла, привычно кляня себя за легкомыслие, воспринимая каждую неровность асфальта как личное оскорбление и с надеждой всматриваясь в здание центра, замаячившее на горизонте. Там были таблетки, там был телефон.
Вдруг идти мне стало некуда: я ползла в кольце несовершеннолетних фигур, и на меня смотрели два ножа.