Жить в твоей голове (СИ)

Леда вздохнула и Кай слышал, как этот вздох поднимается из глубин её груди, чтобы сорваться беззвучно с её раскрытых пересохших губ. Её дыхание достигло его лица легким ветерком. Затем он ощутил тепло – это её руки приблизились к его опущенным вниз ладоням, застыли в сантиметре от его кожи и жар от их рук образовал почти осязаемую тепловую прослойку между их ладонями. Кай с усилием сглотнул и крепко сжал зубы. Его так и подмывало опустить руки ниже, ухватить тонкие запястья и сдавить сильно, чтобы причинить боль, чтобы почувствовать удары испуганного сердца, толкавшегося пульсом через её холодную кожу.

Прошла минута, другая. Леда нервно поерзала напротив. Рот Кая против его воли начинал кривиться в презрительной гримасе. Ничего не происходило. У нее ничего не получалось. Он раскрыл свое сознание так сильно, как только мог сейчас, когда демон распирал его изнутри, но у нее все равно ничего не получалось. Демон был прав. Она слаба. Она бесполезна для него. Она бесполезна, и будет лучше, если он…

Взрыв цвета ударил его подобно несущемуся на бешеной скорости поезду, резко и неожиданно. Голова Кая запрокинулась назад, будто от удара, рот раскрылся в попытке глотнуть хоть немного воздуха и заполнить склеившиеся легкие. Вспышки цвета болезненно пестрили перед глазами бессмысленными фейерверками, а в его мозг будто впились тысячи раскаленных иголок. И вдруг мешанина цвета начала обретать смысл.

Его зрение не работало вот уже двадцать один год, но его воспоминания продолжали сохранять свои цвета и краски, пусть и поблекшие от времени. Сейчас эти цвета были другими, не его. Потому что его сознание наполнили чужие воспоминания – принадлежащие испуганной девушке напротив.

Кай видел её руки, очень тонкие, бледные, с голубыми лентами вен. Пластырь на указательном пальце правой руки. Коротко подстриженные ногти, покрытые облупившимся черным лаком, морщинку между средним и безымянным пальцем на левой руке. Образы постепенно формировались перед его мысленным взором, выплывая из тумана её памяти.

Её пальцы держат окровавленный ватный шарик. Кай сосредоточил внимание на этих алых пятнах, и тогда из туманного марева выплыло лицо мальчика лет тринадцати. Худое лицо со впалыми щеками, омраченное угрюмым, замкнутым выражением. Разбитая бровь, синяк под глазом, царапины на щеках, рассеченная нижняя губа. Светло-каштановые волосы влажные и в беспорядке спадают на лоб. Глаза мальчика светло-серые и цвет их почему-то вызывает тупую боль где-то внутри, но Кай не может понять, откуда она.

Леда вытирает ватной салфеткой кровь с его лица. Её руки не дрожат, но движения рваные, нервные. Мальчик не двигается, сверлит её злым взглядом. Его лицо застывшее и напряженное, будто он надолго задержал дыхание. Взгляд Леды опускается на окровавленный рукав его кофты. Она тихо вздыхает и тянется к рукаву, чтобы поднять его и посмотреть, откуда кровь, но мальчик резко отдергивает руку. Тревога пополам с раздражением – чужие, не принадлежащие Каю. Её. Снова тянется к рукаву, и мальчик вновь отнимает руку, на этот раз злее. Тогда Леда решительно, и тоже со злостью, хватает его руку, резко задирает рукав. Кай чувствует её судорожный вздох, как свой собственный. Смотрит её глазами на худую, еще полудетскую руку мальчика с неуклюжими, только начавшими расширяться, костями. Вместе с ней бесконечно смотрит, и смотрит, и смотрит на россыпь крошечных красных точек на внутреннем сгибе локтя, на тени синяков на коже вокруг вены, оттеняющих эти маленькие звездочки, скрывающие под собой страшную правду.

- Рем… - её голос звучит глухо, будто сквозь стену. – Рем, что это?

Мальчик смотрит на нее. Молчит. На его щеках ходят желваки, серые глаза темнеют, почти с ненавистью глядят на Кая. На Леду.

- Что ты наделал? Отвечай.

- Ты мне не мать. – цедит он сквозь зубы на удивление низким, уже сформировавшимся мужским голосом.

Быстрый, слегка захлебывающийся вздох Леды.

- Я твоя сестра. А мама, если бы была здесь…

- Но её здесь нет. – выплевывает ей в лицо сочащиеся злобой и (безысходностью) ненавистью слова. – Их обоих здесь нет.

- Это не значит, что ты можешь наплевать на их память, когда еще даже года не прошло с…

Она не успевает закончить. Мальчик вскакивает на ноги так резко, будто его вздернули в воздух за невидимые ниточки. Он дрожит мелкой лихорадочной дрожью, глаза нездорово блестят, побелевшие пальцы сжаты в кулаки.

- Но они наплевали на меня! – кричит мальчик. – И на тебя тоже они наплевали! На нас обоих, когда не пристегнули свои чертовы ремни безопасности! Они нас бросили! И я ненавижу их, поняла, дура! Ненавижу их – и тебя!