Леда резко втянула в себя воздух, задержала его внутри, затем медленно и тихо выдохнула. Кай чувствовал на себе её взгляд. Надо думать, зрелище ей открывалось жалкое: вот он, сидит на полу, с прямой спиной и склоненной головой, с лицом, измазанным кровью, сочащейся из его глаз, слишком слабый, чтобы и дальше удерживать демона без посторонней помощи. Ему вдруг почти захотелось, чтобы не только Валигор, но и асуры Протектората узнали о нем, пришли за ним и прекратили это лишенное смысла трепыхание, которое он пока еще называл своей жизнью.
Кай не услышал, как Леда вернулась и снова заняла место на полу напротив него. Осознал её присутствие только когда она заговорила слишком близко от него и невольно вздрогнул от звука её голоса.
- Ну, ты так и будешь сидеть, как пень? – голос звучит сварливо, но под этим фальшивым раздражением другие чувства, которые он не может распознать.
Кай глубоко вздохнул. Помедлив, все же снова поднял руки, но наткнулся на её пальцы, потому что в этот раз уже она держала руки ладонями вниз. Тепло её кожи и живая твердость её рук было неожиданным ощущением и он поспешно отдернул руки. Тут же услышал её насмешливое фырканье.
- Расслабься, ты не посягнешь на мою честь, коснувшись моей руки. – Кай поднял брови в ответ и она раздраженно выдохнула ртом. – Ох, забудь. Но вот что, дружок, я тебя предупреждаю: еще раз сунешься в мою память, и этот твой трезубец я засуну тебе в то место, куда солнце не светит.
Кай даже близко не понял, что она хотела этим сказать, поэтому просто проигнорировал замечание. Он поднял руки ладонями вверх и поднес их к её рукам. Сделал глубокий вдох, следом медленный выдох. Кира внимательно наблюдала за ними, Кай чувствовал её настороженный взгляд.
Ладони Леды над его пальцами меленько дрогнули и в следующий миг Кая вдруг сдавило удушливым покрывалом темноты, полной и абсолютной, поглотившей все чувства и вдруг устремившейся холодным потоком внутрь его головы, потянувшей его назад, сквозь года и десятилетия.
Ему снова девять. Уже четвертый месяц он живет в мире претов вместе с суровым Кастором, которого боится и ненавидит. Каждая новая минута его существования полна яда, который пускает по его телу запертое в нем злобное чудовище. Демон оглушительно воет, ревет и рычит в его сознании, топит его рассудок в ужасных образах, которые ослепший Кай не понимает. Ему пока что плохо дается навигация во тьме, которая отобрала его зрение: Кай постоянно натыкается на предметы, спотыкается и падает, хотя сейчас, на четвертом месяце этой пытки, он уже начал лучше ориентироваться в пространстве.
Он испытывает постоянную, непроходящую боль – демон беснуется внутри него, заставляя каждую мышцу гореть в агонии. Каю некому рассказать об этом, не у кого попросить помощи. Кастор явно его недолюбливает, да и к тому же ясно дал мальчику понять, что Источник – это учитель, тренер и надзиратель, а не нянька. Но Кай не одинок в этом холодном темном мире. Здесь у него есть друг, которому он может открыть свои страхи и печали.
Ночью, убедившись, что Кастор уснул, а демон ненадолго притих, Кай выбирается из кровати и бесшумно покидает неприветливый дом своего наставника. Он шагает по знакомой тропинке – все более уверенно – ведущей в лес. Там, в лесу, есть особенное дерево, оно шершавое и теплое наощупь. Кай подходит к нему, тихо насвистывает простенькую мелодию и ждет. Проходит секунда, другая – и вот он уже слышит шепот раздвигаемых листьев и скрип мелких веток, легкий цокот коготков по древесной коре. Он спускается к нему – его маленький, неожиданно обретенный друг.
Кай нашел его совсем детенышем, полумертвым, и за прошедший месяц смог выходить. Он не знал, как выглядит найденный им зверек, потому что силуэт, который его движения рисовали перед глазами мальчика, постоянно менялся. Все, что Кай знал о нем: у него мягкая пушистая шерсть и круглая голова, тельце теплое и продолговатое, а в его маленькой груди бьется два сердца – и Каю этого было достаточно. Ведь главное, что он всегда ждет его, Кая. Неизвестное маленькое животное стало первым и единственным другом мальчика, чья человеческая жизнь закончилась четыре месяца назад.
Вот и сейчас Балу (Кай дал ему это имя, потому что запомнил его из прочитанной когда-то человеческой книги – хоть его неизвестный товарищ и был слишком мал для такого громкого имени), вот и сейчас он спустился к Каю и с охотой принял гостинец – коржик зачерствелого хлеба, оставшийся от завтрака мальчика. Кай просто сидел на траве под деревом, бездумно смотрел в свою темноту и гладил теплую шелковистую шерстку Балу, а из его глаз медленно катились постыдные капли – уже не кровь, а всего лишь слезы. Кай не давал себе быть слабым в течение дня, но ночь ломала его, вытаскивала сквозь его загрубевший фасад испуганного маленького ребенка, и Балу становился единственным свидетелем этой безмолвной, печальной, позорной слабости, которую Кай никак не мог перебороть.