Жить в твоей голове (СИ)

И в этих снах он видел снежные шапки на вершинах гор, окружавших их резервацию. Он видел усталое, но подвижное лицо своей матери, искорки в её глазах и улыбку на её полных губах. Он видел Кастора, таким, каким увидел его впервые и запомнил навсегда: жесткие темные волосы, длинное строгое лицо, широкие нахмуренные брови, нависающие над темными внимательными глазами. Прошло какоето время прежде чем страх перед Кастором сменился другими чувствами. А после прошедших двух десятков лет Кай вряд ли узнал бы и самого Кастора, который уж конечно не был сейчас похож на себя двадцатилетней давности. В этих снах Кай иногда видел себя, свое девятилетнее отражение в зеркале или водной глади: худое острое лицо, веснушки на носу, стоящие торчком лохматые каштановые волосы и яркие зеленые глаза, с рассыпанными по радужке блестками золота.

Он знал, что сейчас тоже видит сон, просто потому, что он видел.

Кай видел свои острые девятилетние коленки, покрытые синяками и царапинами. Он не только чувствовал шелковистую колкость травы под своими ногами, но и видел её изумрудно-зеленый цвет. Не только слышал мерное журчание воды в реке, но и видел её серо-голубую поверхность. Его маленькие руки усердно работали, привязывая самодельный рыболовный крючок к длинной леске. Его тонкие пальцы были покрыты царапинами – которыми он гордился сейчас, потому что они были наглядным свидетельством его успеха в изготовлении крючка.

Наконец, самодельная удочка была готова. Кай поднялся на ноги и подошел к самой воде, почти подпрыгивая от возбуждения и нетерпения. Это был особенный крючок, и он сделал его для совершенно особенной рыбы. Материал, который он использовал для приготовления крючка, Кай взял из разбитой защитной пластины на перчатке своего отца. Мать никогда не рассказывала о нем. Все, что слышал от нее Кай – это то, что его отец был сильнейшим нефилимом в братстве стражей и погиб в сражении. Слепые глаза его матери всегда менялись, становились темнее, когда она говорила об отце Кая, но её слова о нем не проливали никакого света на то, какой личностью был человек, давший жизнь её сыну. Поэтому в распоряжении Кая была вся мощь его воображения, чтобы додумать те черты образа отца, о которых он не знал. Придумать всю его личность, если говорить начистоту.

Поэтому крючок в его подрагивающих пальцах был важен. Кай верил, что рыбу-дракона лингъю он не поймает никаким другим крючком. Нужен был этот, хранящий в себе силу великого воина, его отца. О рыбе-драконе Кай узнал совсем недавно. Ему рассказал о ней Валигор, капитан войска асуров, который иногда навещал их резервацию. По словам Валигора, лингъю была огромной рыбой, наполовину саламандрой, с шипами на боках и животе. Лингъю показывается лишь один раз в девять лет, когда откликается на зов колдуньи Нойи. Нойя, мифическая колдунья-полубогиня, каждые девять лет в день летнего солнцестояния вызывает к себе лингъю и, оседлав её, пролетает над пятью измерениями – мирами асуров, людей, голодных духов, тварей и адских существ. И в результате её путешествия по этим мирам в каждом из них рождается ужасающее существо: дух, или убийца, или кровожадный монстр.

Кай собирался поймать лингъю и лишить Нойю её транспортного средства. Он верил в эту легенду, потому что он всегда верил Валигору. Он верил и обожал Валигора сколько себя помнил, и часто – слишком часто – образ отца, которого Кай никогда не знал, принимал черты этого капитана. Иногда Кай давал себе немного времени и не сразу стирал черты Валигора с придуманного лица своего отца.

Как обидно, что день солнцестояния выпал именно на сегодня. На день его обращения. Кай так хотел одержать победу над чудовищной лингъю, пока он был еще всего лишь самим собой: простым мальчиком, Каем Кормораном, девяти лет, зрячим, обычным человеком.

Он никогда не был обычным человеком, никто в резервации не был, но в девять лет Кай не считал себя особенным. Он хотел доказать, что он, такой как есть сейчас, тоже на что-то способен. Что он достоин своего отважного отца, и всегда был достоин, даже до церемонии обращения.

Кай подошел к воде, помедлил на берегу, и медленно ступил в реку. Вода завихрилась вокруг его щиколоток, приятно щекоча кожу. В прозрачной поверхности реки он видел свое взволнованное отражение: потрепанные шорты и фуфайка, птичья шея и голова, кажущаяся слишком большой для его тела из-за копны растрепанных каштановых волос. Острое маленькое лицо, на котором горят расширенные от волнения изумрудные глаза.

Кай тогда не осознавал, что видит свое отражение в последний раз.

Его сердце распухло и билось где-то в горле, бухая ударами крови в висках. У него было совсем мало времени. Сегодня был день солнцестояния и сегодня был день его обращения. Он хотел, он обязан был поймать лингъю до того, как его уведут на церемонию. Кай должен был поймать её сейчас.

Тогда он докажет, что даже до обращения был достоин.

Тогда он докажет, что даже до своего превращения в стража-нефилима, он чего-то стоил, чего-то добился.