Кай не знал, как долго просидел здесь, в одной позе, не шевелясь, почти не дыша. Демон молчал внутри, спящий, почти безопасный. И Кай почти жалел, что чудовище спит. Почти хотел растолкать его, разозлить его и позволить ему одержать верх, утопить себя в желаниях демона, забыть себя, не чувствовать больше ничего. Он не сделал бы этого. Никогда не сделал бы. Но мысль всплывала в его голове, как всплывает из воды наполненный воздухом шар.
Чье-то сердцебиение проникло в его тишину и она перестала быть такой громкой. Кай слушал ритм этого сердца, знакомый с детства. Все ближе. Под ногами, обутыми в такие же ботинки, как и у него, поскрипывали половицы пола. При желании она могла бы подойти совсем неслышно, так, что даже Кай не сразу различил бы её шаги, но она хотела, чтобы он услышал её. Давала ему время уйти, если он не хотел её общества.
Кай не хотел. Не хотел быть с ней. Не хотел быть один. Но с ней тишина была не такой острой, поэтому он остался на месте. Слушал, как она подходит, медлит, фиксируя предметы вокруг себя, затем с тихим кряхтением усаживается на пол рядом с ним. Левой руки и бедра тут же коснулось знакомое тепло её присутствия.
Зора сидела рядом с ним и молчала. Она не прикасалась к нему, не произносила ни слова. Слушала его тишину. От её присутствия Каю не стало менее больно. Но воздух перестал быть таким отравленным, а тишина, которую слышал теперь не только он один, перестала рвать его барабанные перепонки.
Кай думал, что после обращения у него не будет никого, но были эти двое людей, ставшие его семьей в холодном мире Претов. Его наставник. И Зора. Он помнил, как она родилась. Её мать была диким, необузданным стражем. Кай знал, что её считали немного сумасшедшей. Она до последнего участвовала в сражениях, даже будучи на сносях. В резервацию она попала в бессознательном состоянии, окровавленная и израненная. Она умерла, так и не узнав, что у нее родилась дочь.
Зору забрала мать Кая и позаботилась о том, чтобы девочка выжила.
Когда мать выходила из дома, четырехлетний Кай подкрадывался к кроватке, где лежал непонятный маленький сверток, со сморщенным красным личиком и хохолком светлых волос, и разглядывал эту диковинку, неожиданно ставшую частью его жизни. Каю не доводилось видеть многих младенцев, поэтому про себя он решил, что Зора – довольно уродливое существо. Ему было жаль её, потому что она такая некрасивая.
Когда Кай пару лет назад рассказал Зоре о той своей оценке её внешности, то несколько дней ходил с впечатляющим синяком под глазом.
Кай помнил вечер накануне его обращения, когда спрятался ото всех в старом сарае, безуспешно стараясь спрятаться в первую очередь от себя самого и своих страхов. Зора нашла его в тот вечер и сидела с ним точно так же, как и сейчас, молча и неподвижно. В тот вечер Кай бросал на нее косые взгляды и, сквозь душащий его страх, нашел в себе силы порадоваться, что к пяти годам Зора перестала быть маленьким уродцем и в последние дни своей зрячей жизни он сможет запомнить её такой, как в тот вечер. И Кай действительно запомнил её именно такой: крошечной, и серьезной, с неровно подстриженными светлыми волосами, и хмурыми зелеными глазами, и слишком широкими бровями, придававшими взгляду мрачность, и этими по-детски пухлыми сбитыми коленками.
Её волосы были длиннее, когда он встретил её в следующий раз, через четыре года. Кай не знал, каким теперь был её взгляд, но думал, что вряд ли после её обращения из него ушла та странная мрачность. Адаптация Зоры в мире Претов была одновременно похожа и не похожа на его собственный опыт. Её наставница, Кира, вероятно, не была такой жестокой, как Кастор, но Зора вела себя, как маленький загнанный зверек. Она избегала Кая и поначалу он радовался этому, потому что не знал, как вести себя с девочкой, которая росла вместе с ним, но теперь казалась совсем чужой. К тому времени он уже прошел через свой ад, а Зора только начинала проходить через свой, и он никогда не чувствовал себя так далеко от нее, как в то первое время.