Какой смысл ему пытаться сбежать? Ну убьёт он эти двоих — но это только усугубит его положение. Ни покинуть территорию поселения, ни просто пробраться мимо зорких воинов, стерегущих жертву было невозможно.
А потому сопротивляться сейчас было совершенно бессмысленно.
На смену совсем недавно пришедшей волне решительности и оптимистичности пришла волна иная — она окатила его с головой, безжалостно погасив затеплившийся огонёк надежды.
Безразличие.
Равнодушие.
Конечно же, все его планы не пережили бы и первого столкновения с суровой действительностью — всё это были лишь грёзы, мало что имеющие общего с реальностью.
А жаль.
Конечно, мужчины не повелись на его слова.
Конечно, они решили действовать по озвученной ранее схеме.
Отточенная полоса стали без особого труда разрезала по швам и отложили в сторону.
В каждом движении эти двоих чувствовался опыт, уверенность в правильности собственных действий, и это было жутко.
Скольких же до него эти люди готовили к принесению в жертву?
Бездна лишь знала…
Когда холодный металл, царапнувший кожу, вырвал Арана из его размышлений, юноша едва удержался от того, чтобы вздрогнуть.
В юрте было тепло, но прохладный воздух сухими языками лизнул открывшуюся кожу.
Аран с раздражением ощутил на себе взгляд этих мужчин — пристальный, с холодным, исследовательским интересом.
А что там было интересного?
Тонкие ребра, решеткой проступавшие на покрывшейся мурашками коже. Да, он был худ, но при его жизни и не получить себе хоть какую-то мышечную массу было просто невозможно — он был жилистым, быстрым и гибким. И недооценивать его не стоило — стройный, худой волк был намного опаснее отъевшегося.
Лицо молодого стало сосредоточенным, приобрело какое-то отстранённое выражение. Он достал из принесённого с собой мешка три чаши, ещё несколько маленьких мешочков с чем-то непонятным внутри и с десяток крохотных пузырьков с какими-то жидкостями.
Парень налил в чаши странное, нежно пахнувшее масло из самого большого пузырька и туда же высыпал содержимое трех мешочков, оказавшееся цветной пылью — в каждую разную.
В Чаши он добавил странный порошок из четвёртого мешочка.
Краска, как опознал её Аран, загустела и напоминала по консистенции уже не воду, а жирные сливки.
В юрту забежал какой-то мальчишка, принёсший с собой странной формы расписной кувшин с идущим из него паром.
Старый добавил в кувшин какие-то травы — на сухих стебельках были видны фиолетовые мелкие цветы. Мужчина стал бормотать какую-то то ли молитву, то ли просто песню, размешивая содержимое кувшина, на каждом третьем слове добавляя к него каплю из странной, резко пахнущей баночки.
Смутно знакомый запах, ассоциировавшийся с дорогими заморскими благовониями, что довольно часто везли с собой торговцы на Олух, ударил в нос, заставил поморщиться.
Арана развернули к ним спиной и, не обращая внимания на заведенные за неё руки, стали горячей, смоченной в содержимом кувшина тряпочкой протирать кожу.
Та же участь постигла всю его спину, а потом и грудь, и живот, и руки.
Кожа, молочно-бледная, усеянная веснушками, стала казаться золотистой.
Сразу прошла волна слабости по мышцам, сил на сопротивление совершенно не осталось, глаза стали закрываться, веки словно свинцом налились — безумно захотелось спать.
От того, чтобы провалиться в блаженное беспамятство его спасало пугающее ощущение отточенного лезвия кинжала на спине.
Отрезвило его резкая, пусть и не особо сильная боль — не рана, но длинная, сочащаяся кровью царапина.
На его спине цветком расцветал чужой знак, с каждым лёгким, неглубоким надрезом сознание теряло связь с реальностью.
Царапин коснулась на этот раз, видимо для разнообразия, прохладная тряпочка — теперь на его многострадальную спину наносили краску, подчеркивая и оттеняя ими вырезанный символ.
Жжение и ощущение тёплой, такой жидкой крови текшей вниз, причудливыми разводами, наверняка, вплетавшейся в чужой знак.
Так и надо было?
Этого и добивались эти люди?!
Пусть всё уже закончится!
От резких ароматов полузнакомых трав кружилась голова и слезились глаза.
Безумно хотелось пить.
Но и пришедшая на смену всему этому безобразию тьма ему тоже подходила.
***
Солнце на вновь ясном небе казалось всевидящим оком. Плачущим кровавыми слезами, так горько его было от творимого людьми кошмара.
Арана вывели на площадь, посреди которой стоял Камень-жертвенник, он был готов ко всему, кроме того, что произошло.
Он был готов драться за свою жизнь — он должен был её Беззубику, и отдать её просто так… было бы глупо и просто обидно.
Но и смерти не боялся.
Вокруг собралась большая толпа — люди с предвкушением ждали этого занимательного действа — принесения в жертву Духам пойманного Чужака.
Многие удивлялись, что иноземцем оказался простой мальчишка — парни и старше него не всегда получали право называться взрослыми. А уж этот… Худой, бледный, на вид — совершенно беспомощный.
Но руки его были связаны за спиной, а значит — был опасен.
Его вели по тропе к камню сквозь толпу, словно специально — медленно, давая народу рассмотреть его. Запомнить того, чья душа навсегда останется блуждать в этих степях.