Житейские истории

Дома я долго приходил в себя. В голову лезли мысли о смерти. Хорошо хоть, что родители спали и не лезли ко мне с расспросами. Я думал о том, что закончилась культивируемая школьная жизнь, и теперь всех ждал грозный, жестокий, беспощадный мир… Школа, а вместе с ней и 10 лет жизни, стали пройденным этапом. Что ждало впереди? Всех ждала терпеливая смерть, но отнюдь не всех — старость и даже зрелость… Я гнал от себя прочь мысли о звонке, а сам вслушивался в тишину и ждал. В ушах звенело. Я попытался слушать музыку в наушниках и не смог. Потом задремал, но мне привиделся разъяренный Дундукович — он истязал меня, привязанного к дереву, втыкая шило в живот. Мне уже начало казаться, что я схожу с ума, как я услышал грохот и сразу же понял: ЭТО ПРОИЗОШЛО…

От шума проснулись родители — сонные, они припали к окну… Мама в белой комбинации…Папа в полосатых семейных трусах… Испуганно спрашивали: «Что случилось?» Я пожимал плечами, а сам представлял огромную воронку от взрыва на месте школы No N… И — вы не поверите, — я вдруг почувствовал такое облегчение и даже радость… Все! Это все! Прощай, Дундук! Мне не придется отчитываться перед тобой за некупленную водку… Сам заказывал «Черную смерть», так получи! Прощайте и вы все! Мне не придется встречать вас на улицах города и краснеть… Прощай, позор! И вовсе я никогда не был забитым и слабым… Прощай, стыд! Мне нечего скрывать от кого бы то ни было… Здравствуй, новая жизнь!

После этого я забылся коротким крепким сном, а проснувшись под утро, первым делом включил телевизор, надеясь услышать в новостях подробности взрыва. Как раз шла передача «События недели», однако, о чрезвычайном происшествии — о взрыве в школе, диктор не обмолвились ни единым словом. Он говорил только про политику. Тогда я надел кроссовки и, не обращая внимания на вопросы матери, вышел из квартиры. Утро было серым и неприглядным. Не хотелось жить…

Я пересек двор и, задыхаясь от ужаса, побежал к школе. Сначала пытаясь сдерживать себя, а затем — изо всех своих сил… Я мчался мимо ларьков на базарной площади, мимо булочной, мимо недавно сгоревшего магазина «Полуфабрикаты», мчался — забыв обо всем на свете… Мчался к школе…

Ночь с Сарой Вагинелли

«Да такая баба просто не может не нравиться! С таким днищем! С такой кормой!» — добродушно восклицал Славик Курочкин, возвращая Петру Белолобову видеокассету с фильмом «Три с половиной месяца». Тот в ответ на признание приятеля лишь поморщился и отвел взгляд, словно застал его за непотребным занятием. «Ну, я не знаю, но она на самом деле фигуристая, грудастенькая, и попка ничего, — продолжал Славик, — но актриса она вообще никакая…Чего, например, стоят сцены вне постели, например? Да и было бы смешно, если бы такая баба еще и играть могла, с такими-то сиськами, с такой-то попкой… Да ни в жисть!»

Петр взял кассету с аккуратного белого столика, но вместо того, чтобы хотя бы мельком осмотреть ее на предмет сохранности, как он это обычно делал, сразу же бросил в свою потрепанную сумку. Ему явно не нравился этот разговор. «Никудышная актриса!» А кто кудышние-то? Кто? Эллен Бэдли? Или Кристина Трабл? Эти бездарные актрисульки, которые только и умеют что кривляться перед зеркалом и менять тряпки, и поэтому-то, наверное, они так нравятся Курочкину. Славик был ба-а-альшущим любителем женщин, он не мог пропустить ни одной юбки, ни одного платья, ни одной блузки, не попытавшись снять их и посмотреть, что под ними, и это качество всегда заслоняло все его достоинства.

Петр неприязненно посмотрел на сидящего напротив приятеля. Тот держал в одной руке чашку с кофе «Капучино», а в другой сигарету «Мальборо», и попеременно делал то глоток, то затяжку, явно рисуясь. В отличие от Белолобова ему нравилось находиться в общественном месте, хотя кроме них и бармена в кафе «Папа Карло» никого не было. Петр же любил сидеть дома и мечтать. А все-таки зря он изменил своему правилу не давать свои кассеты чужим людям, тем более те, на которых записаны фильмы с ее участием.

«Да ну ее! Мне, наверно, пора! — проговорил он, ощущая на зубах кофейный осадок. — Я, наверно, пойду…» «Тогда созвонимся?» — поддержал его Славик, привставая и протягивая руку, видимо, утомленный общением с немногословным и несветским однокурсником. «Ну, конечно», — ответил Петр, а про себя подумал, что, пожалуй, звонить ему больше не будет никогда, хватит с него этих встреч, достало, но сам приветливо улыбнулся, накинул по-лоховски сумку через плечо и вышел из зала, проклиная себя за нескладную фигуру и деревянную походку.

По дороге домой он вспоминал слова Курочкина и злился на себя, что позволил говорить такие гадости про эту женщину. Ведь он же знал, что жена Курочкина имеет двух любовников сразу и они занимают групповым сексом в общежитской душевой, ведь знал и… молчал… Да, впрочем, и сам Курочкин, прекрасно знал об этом, ведь и сам занимался тем же с другими женщинами.