Читаем Жители острова Хемсё полностью

Уж полдня прошло, а они не выбрали еще времени поесть и попить. Еще надо было пройти последнее свободное пространство морской поверхности. Куда ни взглянешь, всюду открывалось одно большое снежное поле с выступающими то тут, то там маленькими, круглыми возвышениями: то были занесенные снегом островки. С моря летели вороны и тянулись к берегу, чтобы к ночи отыскать себе пристанище на ветках деревьев. Порою трещал лед, как бывает при наступлении оттепели, а вдали на открытом море ревели тюлени. На восток к морю простиралась ледяная поверхность, но проруби видно не было. Однако можно было предположить, что она поблизости имеется, потому что ясно слышны были крики дикой утки. Так как в продолжение двух недель не было газет, то не знали, освещены ли маяки; но надо было думать, что на Святках, между Рождеством и Новым годом, их не будут зажигать.

— Так дальше идти мы не можем! — сказал молчавший до сих пор Карлсон.

— Но идти мы должны! — заявил Флод, упираясь плечами о сани.— Нам следует повернуть к Утесу чаек, чтобы поесть.

С этими словами направились к скале, возвышавшейся среди покрытой льдом поверхности моря.

Но скала оказалась дальше, чем думали, и чем ближе к ней подплывали, тем больше изменяла она свой вид; наконец до нее было совсем близко.

— Перед нами пробоина! — крикнул Норман, следивший за дорогой.— Держитесь левей!

Полозья повернули налево и держались этой стороны, пока не объехали скалу. Вследствие ли последней оттепели или каких-нибудь теплых течений, но скала была со всех сторон отрезана, и к ней проникнуть, по крайней мере на санях, нельзя было ни с одной стороны.

Наступали сумерки; надо было держать совет. Флод, взявший на себя командование всеми маневрами, высказал тут же следующий план: надо было спихнуть лодку в промоину, и в это же время должны были все броситься в лодку и схватиться за весла.

Сказано — сделано.

— Раз, два, три! — скомандовал Флод.

Лодка ринулась вперед, оставив позади себя полозья, зашаталась — и гроб свалился в море.

Испугавшись, Флод и Карлсон, остававшиеся позади, забыли прыгнуть в лодку и остались стоять на краю льда, тогда как Рундквист и Норман спаслись.

Гроб был плохо прикрыт, немедленно наполнился водой и пошел ко дну раньше, чем кто-либо успел прийти в себя и подумать о чем-нибудь, кроме своего собственного спасения.

— Теперь пойдем немедля к священнику! — приказал Флод, который в этот день больше действовал, чем соображал.

Карлсон стал возражать, но на вопрос Густава, предпочитает ли он сидеть здесь всю ночь, он ничего ответить не нашелся; к тому же он ясно сознавал, что надежды поднять из воды гроб не было.

Тем временем Рундквист и Норман пробирались к берегу и кричали товарищам, чтобы те следовали за ними. В ответ Флод на прощанье помахал рукой и указал на юг, по направлению к дому священника.

Долгое время молча двигались вперед Карлсон и Флод. Густав с киркой шел впереди и постукивал по льду, чтобы испытать его крепость; за ним шел Карлсон, подняв кверху воротник. Ему тяжело было на душе оттого, что жена так внезапно и грустно скончалась и что его, наверное, будут в этом винить.

Пройдя так с полчаса, Густав остановился, чтобы перевести дух. Он оглянулся на рифы и на берега, чтобы ориентироваться.

— Черт побери, мы пошли в обратную сторону! — заворчал он. Ведь то был вовсе не Утес чаек. Вот он где! — И он показал на восток.

На тянувшемся вдаль острове, по направлению к материку, стояла одинокая сосна, оставшаяся одна после вырубленного леса и казавшаяся оптическим телеграфом, благодаря своим двум единственным веткам. Она известна была как морская веха или как рубеж, за которым начиналась земля.

— А там у нас Тролшхера.

Он говорил сам с собой и покачивал головой.

Карлсону стало страшно, потому что он на этом архипелаге не был как у себя дома и безгранично верил опыту Густава.

Флод тем временем успел сориентироваться, изменил курс и направился более на юг.

Наступили сумерки, но снег несколько освещал путь, и они могли держаться нужного направления. Они не говорили ни слова; Карлсон шел по стопам своего спутника.

Вдруг последний остановился, прислушался. Непривычное ухо Карлсона ничего не различало, но Густав расслышал слабое журчанье с восточной стороны, где появилась облачная стена гуще и черней тумана, застилавшая горизонт.

Они одно мгновение простояли молча, пока и Карлсон не услышал приближавшееся слабое журчание и шипение.

— Что это такое? — спросил он и еще ближе подошел к Густаву.

— Это море! — ответил тот.— Через полчаса сюда дойдет восточный ветер со снежной бурей и того гляди разломается лед. Черт знает, что тогда с нами будет. Скорей, бежим дальше!

Он принялся бежать. За ним следом бежал Карлсон. Снег кружился в их ногах, а шипение, казалось, гналось за ними.

— С нами все кончено! — крикнул Густав и остановился, указывая на огонек, блестевший позади островка в юго-восточном направлении.— Осветился маяк! Значит, море тронулось!

Карлсон не понимал опасности, но сознавал, что дело плохо, раз Густав дрогнул.

Перейти на страницу:

Все книги серии Стриндберг, Август. Собрание сочинений в 5 томах

Похожие книги

В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза