Житие Дон Кихота и Санчо

И здесь очень к месту слова, сказанные тем капитаном, о котором повествует доктор Уарте в главе XVI своего «Исследования способностей к наукам»; а сказал этот военачальник вот что: «Сеньор, я знаю, что вы, ваша милость, дворянин превосходных кровей и таковы же были ваши предки; а мне вот за отца — моя десница, и мы с ней превосходим и вас, и весь ваш род»; К такому же доводу прибегает временами и Дон Кихот, когда заявляет, что он сын своих дел.

И потому-то человеческая моя суть начинается с меня, и каждый из нас, чем думать, что он потомок своих дедов и подобен водоему, в котором слилось многое множество разных вод, должен думать, что он предок своих внуков и подобен источнику, откуда возьмут начало ручьи и реки, устремляющиеся в будущее. Будем больше помышлять о том, что мы отцы своего будущего, а не о том, что мы дети своего прошлого; во всяком случае о том, что мы вобрали в себя все силы былого, чтобы озарить грядущее; что же касается знатности рода, все мы внуки свергнутых королей.

Глава XXII

о том, как Дон Кихот даровал свободу множеству несчастных, которых насильно вели туда, куда им вовсе не хотелось идти

Так ехали они и беседовали, когда случилось с Дон Кихотом одно из самых великих его приключений, если не самое великое из всех, и состояло оно в том, что он освободил каторжников. Каковые шли, «подчиняясь насилию, а не по своей доброй воле», и этого Дон Кихоту было довольно.

Он расспросил их о совершенных преступлениях и из всего услышанного заключил, что хоть наказаны они и по заслугам, но предстоящее наказание не очень-то им по нраву и на галеры они идут весьма неохотно и против собственной воли и, очень возможно, что не по справедливости. И потому решил он взять их под свою защиту, как обездоленных и угнетенных сильными мира сего, ибо ему представлялось «большой жестокостью делать рабами тех, кого Господь и природа создали свободными. Тем более, сеньоры конвойные, — прибавил Дон Кихот, — что эти несчастные перед вами ни в чем не провинились. Пусть каждый несет свой грех: есть Бог на небе, и Он неусыпно карает за зло и награждает за добро, а честным людям не следует становиться палачами других людей, особенно если им нет до них никакого дела»; и со всей кротостью он попросил стражу отпустить несчастных на свободу. Те не захотели решить дело добром, и Дон Кихот ринулся на них и с помощью Санчо да и самих галерников сумел освободить их.

Тут надо задержаться, чтобы подробнее рассмотреть мужество духа и любовь к справедливости, которые выказал в этом приключении идальго. Мой злосчастный друг Анхель Ганивет,⁷³ великий кихотист — причем кихотист отнюдь не то же самое, что так называемый сервантист, а нечто даже совсем противоположное — злополучный Ганивет в своей «Испанской идеологии» говорит по этому поводу:

«Сервантес — ум, который всего глубже исследовал нашу национальную душу (…) в своей бессмертной книге начисто отделил испанское представление о правосудии от пошлого правосудия, формализованного в сводах законов и в судебных органах; первое воплотил он в образе Дон Кихота, второе — в образе Санчо Пансы. Только приговоры, которые выносит Санчо во время губернаторства на острове, исполнены умеренности, благоразумия и уравновешенности; приговоры, которые выносит Дон Кихот, напротив, кажутся абсурдными, именно в силу того, что они из области правосудия трансцендентального; он мечется от одной крайности к другой; все его приключения направлены на то, чтобы установить в мире идеальное правосудие, но стоит ему наткнуться на цепь галерников, — а он видит, что среди них есть и настоящие преступники, — он спешит дать им свободу. Доводы, приводимые Дон Кихотом в пользу освобождения приговоренных к галерам, — сжатое изложение тех, которыми испанский дух питает свой бунт против позитивного правосудия.