Житие Иса. Апокриф

Между тем брат Грез, гордый доверенной ему миссией, сторговывался с корабельщиком. Наконец он спрыгнул со сходней, не достававших до берега, и зашлепал по воде к дожидавшимся его путникам.

— Несите тюки, договорился!

И Без отсчитал корабельщику половину положенного серебра.

Погрузка была недолгой — паломников на корабле скопилось уже достаточно. Были и купцы. А в трюме, в глиняных конических кувшинах, стояло доброе вино и знаменитое на весь мир густое и ароматное масло.

То ли неопытный корабельщик перегрузил свое судно, то ли сил команды и пассажиров не хватало для сталкивания на глубину этого угловатого сооружения, но корабль продолжал пребывать на мели, и чернобородый капитан был в растерянности. Сид долго терпел это положение, сам налегал потным плечом, а потом, когда все поневоле стали вытирать пот и мрачно поглядывать на лазурные волны, подошел к капитану:

— Есть ли у тебя прочный канат?

— Есть. Зачем он тебе, купец?

— Хочу помочь вывести корабль на глубокую воду.

— Что еще надо? — почему-то сразу поверил чернобородый.

— Лодку, гребцов, якорь. И прочное бревно, на которое можно надеть крестовину. Бревно на корме стоймя пропустим через палубу и закрепим в киле — чтоб вращаться могло.

— Сделаю.

К вечеру устройства было готово.

Сид первым налег на брус крестовины, надетой на бревно, за ним — остальные. И пошли по кругу, выбирая канат, на конце которого был закреплен завезенный на глубину шлюпкою якорь. И когда жгучий пот потек по хребту между лопатками, корабль вздрогнул и заскользил, мягко покачиваясь на волнах. И видно было, как глубоко, в прозрачной до песчаного дна воде, проплыла широкая незнакомая рыба, колыхая бахромой, как огромным черным плащом.

И вскоре ветер наполнил нескладные красные паруса, совсем такие, как обтянутые пропотевшей материей полновесные груди корчмарки у ворот Священного города, о коей вспомнил, подняв очи горе, брат Мис. Так что и он не был лишен живого воображения!

А еще удивительнее то, что похожая ассоциация возникла в рафинированном воображении Зера. Правда, здесь все ассоциировалось отнюдь не с корчмаркой… Где, за какими пространственно-временными безднами ныне Анна Ивановна, секретарь начальника Звездного предприятия товарища Парфенова?

А корабль, переваливаясь по-утиному, направлял свой нос к горизонту, где голубизна воды сливалась с синевой быстро темнеющего неба.

— Как ты определяешь курс? — спросил чернобородого Сид на правах человека, давшего дельный совет.

— Днем — по солнцу. Ночью — по Большому Гвоздю, вокруг которого ходит мир.

— А в тумане?

— Туман не вечен. Да и ветер можно пощупать. А у себя под берегом я на вкус каждую пробу грунта знаю.

— Как определяешь скорость?

— На глаз, купец.

— И ошибаешься?

— Не без того. Но я знаю, что при добром ветре путь через море — четыре дня.

— А как сейчас?

— Пять дней.

— А если ветер противный?

— Убираю паруса — бога и ветер не переспоришь. За весла беремся, да много не нагребешь.

— А плавать-то можно и побыстрей. И против ветра под парусами ходить. Ну не совсем против ветра, а под углом к нему. Вот только вместо этих линялых лифчиков лучше бы косые паруса, а на носу — треугольные.

— Вместо чего? — заинтересовался капитан.

— Вместо твоих парусов, — уточнил свою мысль Сид, сообразив, что эта деталь дамского туалета здесь едва ли известна.

Было тихо и ясно. Попутный ветер не собирался менять направления. И не хотелось спускаться в душный, дурно пахнущий застоявшейся под настилами у киля водой трюм. Сид испросил разрешения и разбил шатер на палубе, поближе к корме.

Справа по носу граненой голубой сталью сверкал Большой Гвоздь — самая яркая звезда этого мира. — Терпко пахло смоленым канатом. Помолясь на исчезающий берег, братья Грез и Мис спустились в трюм — им было неуютно в таком просторе! На палубе остались кормчий, да дремлющий на дубовой скамье капитан, да наши путешественники — им-то простор был не в тягость!

А ночь под медленный скрип мачт поворачивала звездное колесо. И казалось, не мачты, а это огромное мерцающее колесо скрипит и покачивается, да у борта по-русалочьи всплескивает волна. И, вслушиваясь в неведомое, стояли у борта Сид и Мер, да бессонный кормчий подправлял курс корабля, когда нос уваливался от острого света Большого Гвоздя.

А из шатра доносился могучий храп Беза, перекрывавший не только интеллигентское посвистывание Зера, но и молодецкие рулады Нави. И совсем не было слышно всегда немногословного Гефа. Шла ночь.

7