Житие маррана

Луис достал из повозки складные табуретки с парусиновыми сидениями и походный столик.

Вдруг стадо мулов забеспокоилось. Животные тревожно заметались, словно почуяв опасность. Караванщики тщетно пытались утихомирить их.

— Пумы, — сказал дон Диего и взялся за аркебузу.

Брат Исидро подозвал Франсиско и остальных детей: «Стойте здесь и никуда не отходите». Видимо, густой чад, поднимавшийся над очагом, привлек хищников, давно рыскавших поблизости.

Паника, охватившая мулов, немедленно передалась остальной скотине. Погонщики раздавали направо и налево тычки и удары, не давая животным разбежаться. Несколько путешественников вызвались отправиться на разведку. Пумы могли затаиться в зарослях тростника или за леском, а то и в высокой траве. Но вряд ли они решатся напасть, если, конечно, не слишком голодны.

Через полчаса в лагере снова воцарилось спокойствие. Кажется, опасность миновала. Острыми ножами Каталина и Луис отре́зали от туши куски посочнее, уложили на подносы и подали хозяевам. Желающие могли отведать мясной похлебки с картошкой, горохом и другими овощами. Небольшой фляги вина хватило всем членам семьи, а тем, что осталось, угостили попутчиков из соседнего фургона. На десерт полагались апельсины.

После еды старшие свернули куртки, подложили их себе под голову вместо подушек и собрались вздремнуть прямо на траве. Но Франсиско был слишком взбудоражен, чтобы спать, — еще бы, столько нового! Мальчик решил воспользоваться первым привалом, чтобы как следует осмотреться. Он заполз под повозку, разглядывая ее скрытые от глаз сочленения. Сидя на корточках, завороженно исследовал днище, изнутри казавшееся таким прочным, а на самом деле сделанное из досок и грубой ткани. Спереди крепилась длинная оглобля, соединявшаяся с ярмом и вытесанная из ствола какого-то высоченного дерева. Франсиско потрогал ее — она была липкой от воловьего пота и вся в дорожной пыли, а с виду походила на тяжелое великанское копье. Потом он направился к очагу: огонь почти догорел, и среди камней чернели головешки. Интересно, а что происходит у ручья? Там сгрудились волы, а неподалеку паслись лошади, ослы и мулы.

Франсиско вспомнил, как когда-то, еще в Ибатине, наблюдая за стадом, которое гнали мимо, спросил у своего брата Диего:

— А почему у мулов нет детей?

— Потому что они рождаются от осла и кобылы или от ослицы или жеребца. Мулы не сами собой расплодились, их развели люди. В Ноевом ковчеге их не было.

— Правда?

— Правда. Мулы — животные чужеродные, так как появились не в шестой день творения, как прочие земные твари, а много позже, когда какому-то ослу вдруг вздумалось спариться не с ослицей, а с лошадью.

— Это плохо?

— Думаю, да.

— Тогда почему же их выводят? И продают? Зачем вообще держат?

— А затем. Они сильные и выносливые. Перевозят тяжелые грузы, легко взбираются по крутым склонам. Их вывели ради барыша.

— А можно поженить или спарить, как ты говоришь, мула и мулицу?

— Нет, так не делают, потому что мулы неплодны.

— Почему?

— Неплодны, и все тут. У них не может быть жеребят. Говорю же тебе: от осла и кобылы на свет появляется мул, но сами мулы не рожают — ни ослов, ни лошадей, ни других мулов.

Караванщики вдруг всполошились и подняли крик:

— Скорей! Сюда!

Они подбежали к очагу, уже присыпанному землей, а оттуда, продолжая кричать и звать на помощь, к загонам, где окружили перепуганное стадо. Мужчины схватились за аркебузы и направили стволы в сторону зарослей камыша. Там метались три осла, отбившиеся от остальных, а за ними золотистой молнией гнался какой-то зверь. Из высокой травы вынырнула пума и стрелой бросилась на ослов. Перед глазами Франсиско разыгралось невероятное зрелище.

Два осла улепетывали во весь дух, однако третий внезапно остановился. Нет, он не собирался атаковать хищника, просто повернулся к нему задом и, изогнув шею, будто прикидывал, когда же тот нападет. Пума прыгнула, описала в воздухе дугу и ухнула прямо на спину жертвы. Осел принял сокрушительный удар, не двинувшись с места. Дождался, пока грозный наездник уцепится покрепче, и только тогда вдруг повалился вверх ногами и принялся отчаянно брыкаться, давя противника своим весом. Из глотки его рвался рев, полный боли и торжества. Большая кошка пыталась освободиться из смертельной ловушки: выпускала окровавленные когти и отчаянно била хвостом. Но израненный осел все елозил спиной по земле, словно его донимала чесотка, пока не сломал пуме тонкий хребет. Потом он перевалился на бок и с трудом поднялся, гордо вскинув голову.

Дон Диего велел попутчикам опустить аркебузы. Добивать хищника нужды не было, за людей это сделал осел: стоя в луже крови, он закусал врага до смерти, а после, еле держась на ногах, сделал несколько шагов в сторону и рухнул на траву.

Путники, наблюдавшие за происходящим, возбужденно переговаривались, а караванщики времени не теряли. Ножами они освежевали пуму и подняли на палке еще теплую шкуру, точно знамя.

Осел еле дышал. Из шеи его толчками била кровь на морде выступила пена. Бока судорожно вздымались.

— Надо прикончить беднягу.